Александр Васильевич Суворов

«Готовься в войне к миру, а в мире к войне.»

Дм. Бантыш-Каменский

БИОГРАФИИ РОССИЙСКИХ ГЕНЕРАЛИССИМУСОВ И ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛОВ". СПб 1840 г.

Князь Италийский, Граф Суворов-Рымникский (1729-1800)

(Все даты-по старому стилю, текст разбит на 4 части для удобства)

Часть 1

Князь Александр Васильевич Италийский, Граф Суворов-Рымникский, сын Генерал-Аншефа, Сенатора и кавалера ордена Св. Александра Невского, Василия Ивановича Суворова (1), родился в Москве 13 Ноября 1729 года. Отец его, человек просвещенный и зажиточный, приготовлял сына к гражданской службе; но Суворов, с самых юных лет, оказывал предпочтение военной: обучался с успехом Отечественному языку, Французскому, Немецкому, Италиянскому, Истории и Философии, и с жадностию читал Корнелия Непота, Плутарха, описание походов Тюреня и Монтекукули; говорил с восхищением о Кесаре (2) и Карле XII, заставил отца своего переменить намерение. Он был записан лейб-гвардии в Семеновский полк солдатом (1742 г.)., продолжая учиться в Сухопутном Кадетском Корпусе. Между тем попечительный родитель преподавал ему сам инженерную науку; каждый день читал с ним Вобана, котораго Василий Иванович перевел в 1724 году с Французского на Российский язык по приказанию своего крестнаго отца, Петра Великого; заставлял сравнивать перевод с подлинником.

Князь Италийский, Граф Суворов-Рымникский (1729-1800)Одаренный от природы необыкновенною памятью , молодой Суворов знал Вобана почти наизусть (3). Еще в юном возрасте, Суворов строго соблюдал военную дисциплину. Однажды, стоя с ружьем на карауле в Мон-плезире, отдал он честь Императрице Елисавете Петровне. Она спросила: как его зовут? и пожаловала ему крестовик; но Суворов осмелился сказать: «Всемилостивейшая Государыня! Закон запрещает солдату принимать денъги на часах.» — " Ай, молодец! — произнесла Государыня, потрепав его по щеке и дав поцеловать Ея руку — «Ты знаешь службу. Я положу монету здесь на землю: возьми, когда сменишься.» — Суворов почитал этот день счастливейшим в своей жизни, хранил дар Елисаветин, как святыню, каждый день целовал его (4). Медленно возвышался Суворов: современные ему Полководцы: Румянцев был Полковником на девятнадцатом году от рождения; Потемкин Подпоручиком Гвардии и Камер-Юнкером Высочайшаго Двора в чине Бригадира, на двадцать шестом своего возраста; Репнин в тех же летах пожалован Полковником.

Суворов служил Капралом (1747 г.); Унтер-офицером (1749); Сержантом (1751) и только в 1754 году выпущен в армию Поручиком; произведен через два года в Обер-Провиантмейстеры (1756 г.); потом в Генерал-Аудитор-Лейтенанты и имел чин премиер-Маиора в 1759 году, когда победоносные войска наши в третий раз вступили в Пруссию. Первым руководителем его на военном поприще был знаменитый Фермор, известный Цорндорфскою победой, сражавшийся в 1759 году под предводительством Графа Салтыкова. Суворов участвовал в поражении Фридриха Великаго при Франкфурте и сказал, когда Главнокомандовавший повел обратно армию за Одер: я бы прямо пошел к Берлину.

Столица Пруссии была завоевана только в следующем году Генералом Тотлебеном (1760). Суворов служил в то время под его начальством. В 1761 году любимец славы, будучи Подполковником, находился в легких войсках, вверенных Генерал-Майору Бергу, который прикрывал отступление Российской армии к Бреславлю. Под Рейхенбахом, Суворов участвовал в поражении Прусского Генерала Кноблоха; обратил в пепел, в виду многочисленнаго неприятеля, большой магазин с сеном; потом, с сотнею козаков, переправился вплавь чрез Нейсу при Дризене; перешел ночью шесть Немецких миль к Ландсбергу; разбил городские ворота; вошел в город; захватил в плен Прусских гусар, там находившихся; сжег половину моста на Варте.

Тогда велено ему тревожить Прусский корпус, состоявший под начальством Платена. Суворов, с тремя гусарскими и четырмя козацкими полками, устремился, чрез Регенсвальд, к Кольбергу; опередил Прусского Генерала; ударил, под Фридбергом, из леса на фланговые его отряды, опрокинул их, преследовал под самые пушки неприятельские, захватил двести драгун и гусар; атаковал (в октябре), в окрестностях Старгарда, с саблею в руке с одним эскадроном драгун и несколькими козаками, батальон корпуса Генерала Шенкендорфа; истребил значительное число Пруссаков; остальных, загнав в болото, принудил положить оружие; сразился с Прусскими драгунами: разбил их, взял два орудия, двадцать пленных и, окруженный многочисленным неприятелем, прорубил себе дорогу; бросил пушки, но не пленных своих. В этот день Пруссаки потеряли ранеными и пленными до тысячи человек. Отважность, быстрота, внезапность еще в то время были принадлежностию Суворова. Он имел разные стычки с неприятелем: разбил Полковника де ла Мот-Курбиера, командовавшего авангардом Генерала Платена; напал, потом, на Прусскую конницу, взял 800 пленных, захватил фуражиров; ворвался с тремя батальонами в Глогау, под сильным огнем Пруссаков; гнал неприятеля в улицах и через мост. Тогда убита под ним лошадь и он сам ранен от рикошета. Вслед за тем Суворов атаковал близь Нейгартена два Прусских батальона и часть драгунского полка с двумястами человек; прорубился между драгунами, ударил на батальон принца Фердинанда, положил многих на месте, взял более ста человек в плен. Под ним снова убита лошадь.

Эти мужественные подвиги приобрели ему в следующем году (1762) чин Полковника Астраханского пехотного полка, расположенного в Новой Ладоге; в 1763 году пожалован он командиром Суздальского полка, также пехотного, сменившего Астраханский. Доказательство, что Суворов выходил из круга обыкновенных Полководцев и мог нести всякую службу. Екатерина, при самом начале, постигла его. Ему было тогда тридцать четыре года. Потемкин, будущий начальник его, служил еще Камер-Юнкером и не имел значения при Высочайшем Дворе; но в то время, как предприимчивый Царедворец, в последствии водитель к победам и утонченный Министр, пролагал себе дорогу по паркетам придворным, Суворов приступил к исполнению обдуманного им плана; решился быть единственным, ни на кого не походить: отличался от всех своими странностями, проказами; старался, по видимому, смешить, не улыбаясь, и в это самое время трунил над другими, осмеивал, порочных или вещь предосудительную, получал желаемое или отклонял неприятный разговор; забавлял и колол; не боялся простирать, иногда, слишком далеко своих шуток, ибо они обратились для него в привычку, удивляли каждого оригинальностью, переливались в сердца солдат, которые говорили о нем с восторгом в лагере и на квартирах, любили его язык и неустрашимость, были веселы, когда находились с ним. Он учредил для детей их училище в Новой Ладоге, выстроил дом на своем иждивении, и был сам учителем Арифметики. Держась правила: что солдат и в мирное время на войне, Суворов обучал воинов своих разным маневрам и весьма желал показать им штурм. Мысль эта пришла ему в голову, когда он проходил с полком мимо одного монастыря: в пылу воображения, тотчас составил он план к приступу и полк, исполняя повеления его, бросился по всем правилам штурма, овладел монастырем. Екатерина пожелала увидеть чудака. Это первое свидание — говорил Суворов — проложило ему путь к славе (5).

Прошло шесть лет по окончании военных действий в Пруссии и Суворов, с чином Бригадира (1768 г.), отправлен, в половине ноября, с величайшею поспешностию к Польским границам. Не смотря на едва замерзшия реки и болота, он в месяц, прошел с вверенною ему бригадой тысячу верст (238 миль); зимою продолжал обучать солдат стрелять в цель, действовать штыками; совершал с ними ночные переходы, делал фальшивыя тревоги. В следующем году (1769), Суворов двинулся к Орше, потом к Минску, командуя авангардом корпуса Генерал-Поручика Нумерса, котораго в скором времени сменил Генерал Веймарн. Тогда продолжалась в Польше война конфедератов. Суворов получил приказание идти к Варшаве с Суздальским полком и двумя драгунскими эскадронами; разделил войска свои на две колонны и в двенадцать дней перешел шестьсот верст, явился под Прагою. Он, без пролития крови, отделил от конфедератов два уланских полка, Пелиаки и Корсинского; разбил близ Варшавы Котелуповского; в Литве обоих Пулавских, разсеяв их войска, которая состояли из шести тысяч человек; награжден чином Генерал-Майора (1770 г.).В Апреле (1770), Суворов, переправясь чрез Вислу с двумя ротами, тремя эскадронами и двумя пушками, пошел ночью к Клементову : встретился с Мошинским, расположившим, близь леса, тысячу человек конницы в боевой порядок при шести орудиях и, не взирая на безпрестанную пальбу, опрокинул штыками ряды неприятельские, преследовал Поляков, захватил их пушки; разбил вторично, при Опатове, Мошинского, получившаго подкрепление; взял в плен до двух сот человек; награжден (в Сент.) орденом Св. Анны. Тогда Суворов был болен около трех месяцев, получив сильный удар в грудь об понтон, при переправе через Вислу.

Новыя победы венчали его в 1771 году. Он выступил, в Марте, из Люблина с четырьмя ротами пехоты, несколькими пушками и с пятью эскадронами; переправился чрез Вислу у Сендомира; разбил отдельные партии конфедератов, атаковал Ландскрону, овладел городом, не смотря на сильное сопротивление, но не мог взять замка. В этом деле шляпа и мундир Суворова были прострелены пулями. Вслед за тем он вступил, неожиданно, в город Казимир, захватил в плен лучший Польский эскадрон Маршала Жабы; разсеял конфедератов, которые несколько дней осаждали три роты его полка в Краснике; переправился вплавь чрез реку Дунаец; занял Краков; овладел в разстоянии на одну милю от этого города редутом, в котором находились две пушки и сто человек; разбил, обратил в бегство четырех тысячный отряд конфедератов; преследовал их до пределов Шлезии; положил на месте пятьсот человек; взял в плен двести; сразился с Пулавским у Замостья: опрокинул своею кавалерией пехоту его; рассеял близ Красностава отряд Полковника Новицкаго; награжден военным орденом Св. Георгия третьего класса (Авг. 19).

Около этого времени Императрица определила Главнокомандующим расположенных в Польше войск, вместо Веймарна, Генерал-Поручика Александра Ильича Бибикова, начальствовавшаго, до того, полком на Цорндорфском сражении (1758 г.); раненого при Франкфурте (1759); одержавшего совершенную победу при городе Трептау над Прусским Генералом Вернером (1760); славного, в последствии, поражением полчищ Пугачева. Конфедератами управлял тогда известный Косаковский, который волновал умы своими огненными обнародованиями, именовался Литовским Гражданином и самопроизвольно жаловал в Маршалы; одевал в черные мундиры формируемыя им войска; возмутил все регулярные полки польские; имел в товарищах великаго Гетмана Литовскаго Графа Огинскаго. Суворов решился сам собою предупредить соединение их и с девятью стами воинов напал, 12 Сентября, при Столовичах, на пятитысячное войско Огинскаго, разбил его, овладел двенадцатью пушками, Гетманским жезлом, многими знаменами, взял в плен более семисот человек в том числе тридцать Штаб и Обер-офицеров и Дежурного Генерала Литовскаго Гетмана. Последний едва успел ускакать от преследовавших его двух козаков, удалился, потом, в Данциг. Косаковский бежал в Венгрию. Место битвы усеяно было трупами неприятельскими. Поляки потеряли до тысячи человек убитыми ; мы лишились только 80 человек; но около 400 переранено (6). Суворов, в чине Генерал-Майора, награжден (20 Дек.) орденом Св. Александра Невского, которого не имел еще Главнокомандующий Бибиков и Потемкин, служивший тогда под знаменами Румянцева.

Неожиданное событие постигло Суворова в 1772 году: Полковник Штакельберг, человек уже немолодых лет, начальствовал в Кракове и преданный неге надеясь на сильное покровительство, лежал у ног прекрасного пола, раболебствовал, думая повелевать. Одна женщина, под видом человеколюбия, уговорила его свесть часовых от подземного прохода, сделанного для выбрасывания нечистоты. Французы, высланные в Польшу на помощь конфедератам, составили заговор против безпечного градодержателя и, нарядясь в белую одежду Ксензов, прокрались ночью, чрез оставленное отверзстие, в Краковский замок с 21 на 22 Января. Неусыпные козаки первые приметили обман и произвели стрельбу. Мятежники и заговорщики быстро напали на часовых и всех изрубили. Узнав оплошность свою, Штакельберг старался отразить непрiятеля, но принужден был оставить замок. Главнокомандующий сделал замечание Суворову, который поклялся отомстить Французам: немедленно осадил Краков; покушался (18 Февр.) взять замок приступом, но не имел успеха; держал его в осаде до половины Апреля; сделал в двух местах пролом и принудил, в исходе месяца, Французского Коменданта Шоази положить оружие, объявить себя и весь гарнизон пленными. Наказывая Французов за употребленную ими хитрость, Суворов заставил их выдти тем самым нечистым проходом, которым они прокрались в замок; а уважая мужественную оборону, возвратил офицерам шпаги, пригласил их к обеду и, потом, отправил в Люблин. Урон нашь в продолжение осады простирался до двух сот человек убитых и до четырех сот раненых. Вcлед за тем Суворов овладел Затором (в двенадцати милях от Кракова), велел взорвать тамошнiя укрепления и взял двенадцать пушек. Императрица изъявила ему Свое благоволение в милостивом рескрипте от 12 Мая; пожаловала тысячу червонных, а на войско его десять тысяч рублей. Кончилась война с конфедератами и Суворов, надеявшийся увидеть берега Дуная, получил другое назначение: перемещен в корпус Генерал-Поручика Эльмта, которому приказано было идти к границам Швеции. Он писал тогда к Бибикову из Вильны: "С сожалением оставляю этот край, где желал делать только добро или, по крайней мере, всегда о том старался. Безукоризненная моя добродетель услаждается одобрением моего поведения. Но когда разсматриваю неправедных оскорбителей моей невинности, начинаю свободнее дышать. Как честный человек оканчиваю здесь мое поприще и от них избавляюсь. Женщины управляют здешнею страною, как и везде. Мне не доставало времени заниматься с ними, и я страшился их, не чувствовал в себе достаточной твердости защищаться от их прелестей (7)«.Суворов — по собственным его словам — готовился сражаться среди льдов, шел туда, как солдат (8); но слава ожидала его не на Севере. Екатерина поручила ему (1773 г.) обозреть Финляндскую границу и узнать мнение тамошних жителей о последовавшей перемене в правлении Шведском (9). Тогда имел он случай перейти в армию Задунайского, поступил в корпус Генерал-Аншефа Графа Салтыкова.

Первый шаг Суворова в пределах Турции ознаменован победой. Салтыков отрядил его к Туртукаю: он в одну ночь прискакал на почте в Негоишт, в три дни осмотрел местоположение, все устроил и, не взирая на приказание Румянцева отступить, решился ослушаться его, овладел (10 Мая) Туртукаем, прекратил Туркам сообщение между Силистрией и Рущуком, обезопасил отряды, посылаемые от устья Аргиса и, вместо обыкновенного донесения, уведомил Румянцева стихами:
«Слава Богу! слава вам !
Туртукай взят и я там. »

Задунайский представил Императрице оригинальный рапорт: «как безпримерный лаконизм безпримерного Суворова» — ; но, вместе, должен был предать ослушника суду. «Рим — говорил, потом, Суворов — «меня бы казнил. Военная Коллегия поднесла доклад, в котором Секретарь ея не выпустил ни одного закона на мою погибель; но Екатерина написала: победителя судить не должно и я остался в армии на служении моей Спасительнице (10)» — Военный орден Св. Георгия большаго креста второго класса увенчал (30 Июня) его знаменитый подвиг. Туртукай, отданный на жертву солдатам, был обращен ими в пепел. С нашей стороны убито 60 человек; ранено 150. Суворов увез десять знамен и шесть медных пушек из числа отнятых у неприятеля ; бросил в Дунай восемь тяжелых орудий; овладел 50 судами; укрепил монастырь Негоешти; но, обучая войска свои , не смотря на полученную им контузию в ногу, разстроил здоровье, занемог лихорадкою и отправился в Букарест для излечения. Герой переменил тогда образ войны: в Польше, усмиряя неприятеля, охранял он селения; в Турции желал, чтобы одно имя его приводило в трепет неверных и достигнул цели своей.

Он, снова, выступил на поле брани, чувствуя еще чрезвычайную слабость, поддерживаемый двумя солдатами: переправился ночью на правый берег Дуная, овладел, 17 Июля, несколькими шанцами неприятельскими, лагерем Турецким, 18 медными пушками, 26 лодками. Урон Турок простирался до двух тысяч человек ; в числе убитых находился храбрый Сари Мехмет Паша, известный силою и красотой своей. Суворов предал тело его земле с должными военными почестями. Победа эта, одержанная во время неудачного покушения на Силистрию, обрадовала Задунайскаго; так умел Суворов, пользуясь случаями, соединять славу свою с славой главного Предводителя наших войск. Под Гирсовым ожидало Турок, 3 Сентября, новое поражение: их войско простиралось до одиннадцати тысяч; Суворов имел: три эскадрона гусар, сто козаков, четыре пехотных полка и несколько орудий. Он заманил неприятеля к укрепленному стану своему и когда неверные, преследуя бежавших, покушались ворваться на вал, вдруг двинулись штыки Руские, опрокинули их, между тем как пехотный полк Князя Гагарина, обойдя высоту, напал кареем на левое крыло Турецкое, а Барон Розен врубился в ряды Мусульман с конницею. Турки, наступавшие строем, по примеру Европейскому, и не привыкшие сражаться таким образом, не могли выдержать сильного натиска противников, смешались, приведены были в совершенный безпорядок, обратились в бегство, преследуемые победителями за тридцать верст. Более тысячи человек пало на месте битвы, в том числе двое Пашей. С нашей стороны ранено двести человек. Трофеи того дня состояли из восьми пушек, одной мортиры и девяти знамен; в плен взято около ста человек. Суворов произведен был в Генерал-Поручики.

Он содействовал в 1774 году Каменскому в одержании (9 Июня) блистательной победы под Козлуджи над сорокатысячным Турецким корпусом. Два героя сражались единодушно, хотя не любили друг друга: один завидовал славе младшаго товарища; другой, чувствуя свое превосходство, тяготился подчиненностию. — Вскоре Кучук-Кайнарджийский договор положил (10 Июля) конец кровопролитной брани.

Умолкли громы на берегах Дуная и еше продолжались в недрах нашего Отечества: Донской козак, служивший в Турецкую войну, бежавший, потом, в Польшу, укрывавшийся между раскольниками, явился на Яике; начал возмущать тамошних козаков; пойман; бежал, снова, на Яик из темницы Казанской (1773 г.) ; дерзнул выдавать себя Императором Петром III и с горстию отчаянных сообщников начал опустошительные свои действия: вступил в Илецкий городок; взял приступом крепость Разсыпную; овладел крепостями: Нижне-Озерною, Татищевою, Чернореченскою, Пречистенскою; принят в Сакмарском городке с колокольным звоном и дарами; осадил Оренбург; ворвался в крепость Ильинскую; занял крепости Тоцкую и Сарачинскую; потерпел совершенное поражение от храбраго Генерал-Маиора Князя Голицына (1774 г.) (11); бежал за реку Сакмару в степь; собрал новую сволочь; занял Сакмарский городок; возмутил Башкирцев; разорил Магнитную крепость; устремился к Карагайской Уральскими горами; обратил ее в пепел; разорил, сжег крепости: Петрозаводскую, Степную, Троицкую; разбит на голову Генерал-Поручиком ДеКолонгом и, потом Михельсоном; удалился к Башкирцам; собрал свежее войско: завладел, на реке Каме, большим дворцовым селом Каракулиным; выжег городок Осу; разорил до основания казенные винокуренные заводы: Ижевский и Воткинский; взбунтовал работников; осадил Казань: ворвался в город, предал его огню и мечу, готовился овладеть крепостью, был обращен в бегство, преследован мужественным Михельсоном(12); возмутил Заволжских жителей; ограбил Цывильск и Курмыш; опустошилъ: Алатырь, Саранск, Пензу, Петровск и Саратов; умерщвлял везде градодержателей, духовных, чиновников, купцов, дерзавших противиться ему. В это время Императрица вверила главное начальство над войсками, высланными против Пугачева, Графу Петру Ивановичу Панину, который готовился тогда идти на встречу бунтовщнкам с вооруженными служителями, намеревался, присоединясь к первой команде, подчинить себя младшему его чином (13). Устрашенный именем Панина, самозванец, бывший свидетелем завоевания Бендер — бежал из Саратова к Царицыну, преследуемый, теснимый на всех пунктах.

В числе вождей, подчиненных Панину, который в один месяц даровал спокойствие и тишину России — находился Суворов. Военная Коллегия, еще в продолжение Турецкой войны, вызывала героя на новый подвиг, видя важность возмущенiя, но Румянцев удержал его в своей армии, чтобы не подать Европе слишком великаго понятия о внутренних безпокойствах Государства. — «Такова была слава Суворова! — восклицает Пушкин в Истории Пугачевскаго бунта. Кончилась война и Суворов получил повеление немедленно явиться к Графу Панину. Он принял начальство над Михельсоновым отрядом, посадил пехоту на лошадей, отбитых у Пугачева; переправился чрез Волгу в Царицыне; взял, под видом наказания, в одной из бунтовавших деревень, пятьдесят пар волов и с этим запасом углубился в пространную степь, где, нет ни леса, ни воды и где днем должно было ему направлять путь свой по солнцу, а ночью по звездам. Там скитался Пугачев. Злодей надеялся еще укрыться между Киргизами от заслуженной казни, продолжал обманывать ссобщников; но последние лишились терпения и выдали своего предводителя Яицкому Коменданту Симонову, славному обороною вверенной ему крепости, которую мятежники держали в тесной осаде семь месяцев; отразившему, с горстию людей, два приступа самозванца; утолявшему голод лошадиным мясом, овчинными кожами, костями и, наконец, землею! . . . .Суворов, поспешая к тем местам, сбился ночью с дороги, и нашел на огни; напал неожиданно на ворующих Киргизов; разсеял их; прибыл через несколько дней в Яицкий городок; принял Пугачева; посадил его в деревянную клетку на двуколесной телеге; окружил сильным отрядом при двух пушках; не отлучался от него; сам караулил ночью и, в начале Октября, сдал в Симбирске Графу Панину. В Москве совершилась казнь над самозванцем 10 Января 1775 года.

Вскоре в древней столице, осчастливленной присутствием Екатерины, праздновали (10 Июля) мир с Портою Оттоманской. Суворов был награжден золотою шпагой, осыпанною брилиантами и наименован, потом, начальником С. Петербургской дивизии.

Тогда Потемкин, с которым сравнялся было Суворов на поле чести, вдруг предприимчивым умом и отважностию опередил многих, сделался главным вельможею в Государстве и, среди неги и роскоши, приступил к исполнению гигантских предприятий относительно изгнания неверных из Европы. Войска наши вступили в Крым под предводительством Князя Прозоровского (1776 г.). Явился Суворов и разсеял (1777) скопища Хана Девлет-Гирея, преданного Порте; заставил его бежать в Константинополь; содействовал Прозоровскому в утверждении Ханом Шагин-Гирея, малодушного и неспособного управлять народом, которого политическое существование исчезло с возстановлением мнимой независимости. Турция готовилась к новой войне. Суворов укрепил правый берег Кубани; сделал также укрепления в разных пунктах полуострова и даже в горах. В начале 1778 года Князь Прозоровский отозван в Петербург и войска, находившияся в Крыму, были вверены Суворову. Турецкий Флот, под предводительством Капитана Паши крейсировал в Черном море, подступил к берегу Крыма, угрожал высадкою и удалился без боя. Между тем неутомимый Полководец занялся переселением двадцати тысяч Греков и Армян в Екатеринославскую губернию. Духовенство содействовало ему; но Министры, управлявшие новым Ханом, явно возстали против распоряжения, долженствовавшего уменьшить получаемые ими доходы. Суворов окружил жилище их солдатами, приставил пушку и Министры на все согласились (14). В половине 1779 года Порта признала Шагин-Гирея Ханом; Суворов выехал из Крыма, вслед за тем присоединенного к Империи. Государыня наградила труды его: табакеркою с портретом Ея, осыпанным брилиантами; возложила на него в Петербурге, бриллиантовую звезду Александровского ордена, которую сама носила на орденской одежде; назначила командиром Малороссийской дивизии.

В 1780 году он осмотрел, по приказанию Императрицы, берега Каспийского моря; переведен был, потом, в Казанскую дивизию (1781 г.); наименован командиром пятаго корпуса, расположенного на Кубани (1782 г.).Деятельно вспомоществовал Суворов Потемкину в знаменитых предприятиях: ласками, дарами и угощением склонил он Нагайских Татар к принятию Российского подданства (1783 г.); награжден орденом Св. Владимира большего креста первой степени (28 Июля); разбил Нагайцев, возмущенных Шагин-Гиреем; привел их в повиновение.

Россия наслаждалась миром и Суворов, обучавший в это время вверенные ему войска Владимирской и С. Петербургской дивизий, пожалован был Генерал-Аншефом в 1786 году. Вскоре Императрица предприняла путешествие в полуденный край (1787 г.) ; Суворов находился в Малороссии. Она спросила его в Кременчуге: «не имеет ли он какой просьбы?» — Заслуженный воин бросился к ногам Государыни и умолял о заплате за нанятую им в том городе квартиру. В тот же день выдано ему из казны, по его показанию, двадцать пять рублей с копейками, но вслед за тем удостоился он получить табакерку с вензеловым именем Императрицы, осыпанную брилиантами. Тогда вверены ему были войска, стоявшия в Херсоне и в Кинбурне. Разрыв с Турцией казался неизбежным. Суворов, всегда деятельный и осторожный, укреплял берега Днепра, особливо Буга, на котором было много удобных переправ; приказал заложить перед гаванью Глубокою большую батарею о двадцати четырех 18 и 24 фунтовых пушках, для защищения обоих Фарватеров; а на острове под Херсоном построил пять батарей с меньшим числом пушек, для произведения крестообразного огня; старался также о безопасности полуострова Кинбурнского. Город был окружен ничтожными стенами, земляным гласисом, мелким рвом. Суворов остался в Кинбурне, предвидя нападение.

Турки, действительно, при самом начале войны, намеревались овладеть Кннбурном, как слабым укреплением; потом надеялись ворваться в Херсон и Крым; располагали сжечь корабли наши. Предводимые Французскими офицерами, они приплыли, 30 Сентября к Косе и начали укрепляться. Войска Суворова состояли только из 1000 человек, к которым подоспели 4 козачьих полка и еще 1000 человек конницы. Число Турок, вступивших на берег, 1-го Октября, простиралось до 6 тысяч. Главный предводитель их, Юс-Паша, знавший совершенно Кинбурн, решился победить или умереть, велел своим перевозным судам удалиться. Турки начали бомбардировать; но им не отвечали ни одним выстрелом из крепости; копали ложементы, без всякаго препятствия с нашей стороны. Суворов дал приказание действовать, когда неприятель подойдет на двести шагов; назначил сигналом залп со всех крепостных полигонов, находившихся на той стороне; между тем молился в церкви, велел, когда кончилась литургия, петь молебен. В час по полудни Турецкий авангард подошел к назначенному разстоянию; сигнал был дан: Полковник Иловайский, с двумя козачьими полками и двумя эскадронами легкой конницы, объехав крепость с левой стороны по берегу Черного моря, напал на неприятельския войска, которые состояли из нескольких сот человек, несших лестницы, изрубил их, в том числе Юс-Пашу, не хотевшего сдаться. Между тем Орловский пехотный полк, предводимый Генерал-Маиором Реком, сделал вылазку из крепости и устремился на неприятеля с правой стороны, проложил себе штыками дорогу в ложементы, очистил половину оных, под громом шести сот орудий с Турецких кораблей. В это время храбрый Рек, опасно раненый, был вынесен за фрунт. Суворов подкрепил сражавшихся батальоном Козловского полка, но со всем тем, Русские отступили; герой остался впереди с горстию людей. Мушкетеры бросились выручать своего Генерала; под ним убита тогда лошадь; уже один Турка готовился поразить его, как был повержен на землю унтер-офицером Новиковым. Наши сражались еще некоторое время, но, подавляемые силою, принуждены были отступить. Суворов, не смотря на полученную им рану картечью в бок, вывел свежие войска. Отчаянная битва возобновилась в третий раз. Победа казалась на стороне Турок, как вдруг подоспели к нашим десять эскадронов легкой конницы, стоявших в тридцати верстах за Кинбурном. День склонился уже к вечеру. Пехота, получив подкрепление, ударила на неприятеля с большим ожесточением; козаки устремились во фланги. Турки, ободряемые дервишами, продолжали нападение, бросались с отчаянием в ряды наши. Суворов был, снова, ранен пулею в левую руку, но не оставил поля сражения. Вскоре сделалось совершенно темно: в девятом часу присоединились еще триста человек Муромского полка, лишь только прибывшие из Херсона и решили победу. Турки отступили к морю, оборонялись с полчаса и, потом, принуждены были искать спасения в волнах, где погибло их множество. В десять часов все утихло.

Потеря наша убитыми простиралась до двух сот человек, в том числе десять Штаб и Обер-офицеров; ранено восемьсот. Из шести тысяч Турок, высадивших на берег, едва десятая часть спаслась от поражения. Императрица, получив донесение Князя Потемкина об одержанной победе Суворовым, принесла (17 Окт.) благодарение Всевышнему с пушечною пальбой и сказала, потом, приближенным: «Александр Васильевич поставил нас на колени; но жаль, что старика ранили (15)

Она собственноручным рескриптом благодарила его, на другой день, за оказанные им и вверенным ему войском мужественные подвиги; изъявила искреннее соболезнование о полученных Суворовым ранах; желала скорого выздоровления и, вслед за тем, наградила его (9 Ноября) орденом Св. Апостола Андрея Первозванного, который он — по выражению Екатерины — заслужил верою и верностiю (16); препроводида к нему шесть Георгиевских крестов, для раздачи, по собственному его выбору, отличившимся офицерам. — Суворов писал (20 Декабря), из Кинбурна, к своей дочери, которая еще воспитывалась в Смольном монастыре: " У нас были драки сильнее, нежели вы деретесь за волосы; а как в правду потанцовали, в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка, да подо мной лошади мордочку отстрелили: насилу часов чрез восемь отпустили с театра в камеру. Я теперь только, что возвратился; выездил близь пятисот верст верхом, в шесть дней и не ночью. Как же весело на Черном море, на Лимане! везде поют лебеди, утки, кулики; по полям жаворонки, синички, лисички, а в воде стерледи, осетры: пропасть! Прости, мой друг Наташа и проч."

В 1788 году, Потемкин повел вверенную ему армию к Очакову. Еще в Апреле месяце Суворов вызывался овладеть этою крепостью, но получил отказ: 28 Августа, преследуя Турок, сделавших вылазку, он, в жару сражения, с несколькими гренадерскими батальонами ворвался в неприятельский ретраншамент, почти овладел оным, но был ранен пулею, которая попала на два пальца от горла и остановилась в затылке. Тогда несколько сот человек погибли, во время безпорядочного отступления.

Герой находился у врат смерти: пуля вынута; он велел везти себя в Кинбурн; занемог горячкою; сделалось воспаление; прибегнули к новой операции: вырезали из раны несколько кусков сукна и подкладки от мундира, которых не приметили при первой перевязке. Ожидали кончины страдальца; но благодетельный сон возвратил ему силы и опасность миновалась. Во все время лечения, которое продолжалось три недели, Суворов не лежал в постеле; уже начинал выздоравливать, как одна бомба, из числа взорванных от загоревшегося пороховаго магазина, разбила часть стены той комнаты, в которой он находился: Суворов еще слабый на ногах, хотел выдти и был засыпан множеством щеп, ранен ими в лицо, в грудь и в колено. К телесным страданиям присоединились душевныя, которыя более первых подавляют человека: «Мне страшно — писал гордый Князь Тавриды к безстрашному Полководцу — «что в присутствии моем делается движение без моего приказания пехотою и конницею..... Извольте меня уведомлять, что у вас происходить будет; а не так, что даже и не прислали мне сказать о движении вперед.» — Суворов заговорил: что желает удалиться в Москву для лучшего излечения ран. — «Невинность не терпит оправданий — отвечал он Потемкину. — «Всякий имеет свою систему, — так и по службе я имею мою. — Мне не переродиться, — и поздно! Светлейший Князь! успокойте остатки моих дней! — Шея моя не оцараплена, — чувствую сквозную рану, — тело изломано. — Коли вы не можете победить свою немилость, удалите меня от себя. — Добродетель всегда гонима. — Вы вечны, вы кратки!» — Так, стараясь смягчить оскорбленного вельможу, герой напоминал ему о смерти, которая прерывает навсегда земное значение.... Потемкин забыл прошедшее, называл Суворова в письмах сердечным своим другом, призывал его, снова, к Очакову — черта похвальная в жизни Князя Таврического! Между тем Суворов имел пребывание в Малороссии, возстановлял силы свои и не гонялся за славою, которая ожидала его на каждом шагу с распростертыми объятиями. В начале 1789 года отправился он в С. Петербург для свидания с дочерью; был отлично принят Императрицею; получил бриллиантовое перо на каску с литерою К (Кинбурн).

Часть 2

Новая блистательнейшая кампания ожидала его. Суворов отправился в армию, которою предводительствовал один только Потемкин: Задунайский вложил в ножны меч, испытывая разныя неприятности по службе со стороны Президента Военной Коллегии (17), жил тогда на одной мызе в окрестностях Ясс. Там посетил Кагульскаго героя достойный ученик его, Суворов, который видел в нем бывшаго своего начальника, непобедимаго вождя, и не смотрел на отношения к нему Князя Таврическаго.

Приняв в Берладе от Генерал-Поручика Дерфельдена вверенный ему корпус, Суворов, по приказанию Князя Репнина, начальствовавшаго в Молдавии и в Бессарабии, вступил в сношения с Принцем Саксен-Кобургским, который командовал вспомогательными Австрийскими войсками. Он находился в Валахии, не знал еще лично Суворова, но уважал его: вскоре тесная дружба соединила их.

Турецкая армия, под предводительством Сераскира, двинулась от Браилова к Фокшанам и угрожала нападением на корпус Принца Кобургскаго: Суворов поспешил к нему и, проходя ближайшею дорогой, горами и лесом, сделал восемьдесять верст в 36 часов. Тогда оба корпуса переправились за реку Стратуш в двух колоннах: авангард состоял из одних Австрийцев, чтобы Турки не знали о прибытии союзников.

21 Июля произошло сражение при Фокшанах, на котором 18,000 Австрийцев и 7000 Руских совершенно разбили 40,000 Турок; обратили их в бегство; преследовали по двум дорогам: Букарестской и Браиловской; положили на месте до двух тысячь человек; взяли в плен около трехсот; отняли 16 знамен, 12 пушек; овладели богатым лагерем. Император Иосиф наградил Принца Кобургскаго большим крестом ордена Марии Терезии и прислал Суворову, при лестном рескрипте, табакерку с вензеловым именем, осыпанную брилиантами. В столице ожидали дальнейших известий о его победах.

Вскоре Верховный Визирь с шестидесятитысячным войском, переправясь от Браилова чрез реку Бузео, стал лагерем при деревне Граденешти, в близком разстоянии от Австрийцев. Принц отправил нарочнаго к Суворову, который находился в Берладе. Российский Полководец, сначала, не спешил походом; но получив второе уведомление, отвечал двумя словами: Иду, Суворов; полетел на помощь союзникам и 9 Сентября, вечером, соединился с ними, в виду неприятельскаго стана. Принц, тотчас, пригласил к себе Генерал-Аншефа; последний велел ему доложить: Суворов Богу молится. Принц отправил другаго посланнаго: Суворов ужинает — сказал герой. Явился третий и услышал: Суворов спит. Между тем, не помышляя о сне, деятельный Полководец обозревал с высокаго дерева местоположение неприятельское и, на разсвете, явился к Принцу Кобургскому, условился с ним о нападении. — «Еслиб при самом начале — произнес Суворов Генералам — «пошел я к Принцу, мы провели бы всю ночь в толкованиях тактических; мы спорили бы и упустили время. »

Союзныя войска, в двух колоннах, перешли вечером, 10 Сентября, Милков в брод и по наведенным мостам; приблизились, в глубочайшей тишине, к крутым берегам Рымника и совершили переправу через эту реку 11 числа на разсвете.

Русские двинулись вперед в трех линиях: пехота, находившаяся в первой и второй, шла шестью кареями; конница подвигалась за ними в третьей. Число войск простиралось, как и под Фокшанами, только до семи тысяч человек, при двадцати орудиях. Австрийцы следовали также тремя линиями: девять кареев составляли две первые, а конница третью. Всех их было до 18,000. Визирь, узнав, что должен будет сразиться с Суворовым, сказал: «Это наверно другой Суворов, потому, что первый умер от ран в Кинбурне.»

Лишь только Русские подошли к неприятельскому лагерю на полторы версты, Турки открыли сильный огонь из своих орудий; но солдаты не смотря на рытвины, затруднявшия артиллерию, быстро подвигались вперед. Между тем конница, бывшая на правом крыле под командою Бригадира Бурнашева, начала атаку. Турки стоявшие на возвышении, зашли лощиною нашим в бок и ударили на каре Шастакова, который также находился на правом крыле. Их было до семи тысяч человек: янычары сидели на одних лошадях с спагами и, приближась к Русским, тотчас соскочили, напали на противников с ожесточением; но число неверных не устрашило храбрых воинов, предводимых Суворовым: они приняли Турок холодным оружием и отбросили назад; янычары спасались от смерти на лошадях спагов и первые падали под саблею нашей конницы. В это время Осман Паша, с 5,000 охотников из спагов, потерпел поражение на левом крыле нашем. В неприятельском лагере не найдено ни одной пушки. Когда происходила битва при Тиргокули, Принц Кобургский, переправившийся чрез Рымник, верст на семь ниже Суворова, не успел еще соединиться с ним и находился верстах в четырех. Осман Паша с 15,000 чел. конницы намеревался возобновить нападение на Русских и неожиданно сошелся с Австрийцами, был во вторый раз обращен в бегство.

Дав отдохнуть войскам, Суворов, в первом часу по полудни, выступил к деревне Боксе. Австрийцы стояли от него верстах в трех; Визирь расположился за Крингумеларским лесом на Рымнике, в десяти верстах от союзников, Турки выкопали вдоль по опушке леса шанцы, за которыми намеревались 12 числа оставить тяжелый обоз перед нападением на Принца Кобургскаго; но Суворов не любил откладывать и, между тем, как Австрийцы вступили в бой с Визирем, обошел неприятельския батареи, поставил свои шесть каре полукружием и повел их скорым шагом к укрепленному лесу. Сильная пальба не остановила безстрашных: чтобы сберечь людей, Суворов приказал коннице нападать на лес чрез интервалы между кареями. В укреплениях находилось более 15,000 янычар; конница Турецкая стояла по бокам. Принц Кобургский, отразив шесть сильных атак, также двинул свои полки к лесу. Конница наша быстро перенеслась чрез рвы и валы и врубилась в толпы янычар: завязался рукопашный бой; Турки отчаянно защищались саблями и кинжалами; многие из них изрублены на пушках, которых не хотели покинуть. Стародубские карабинеры, предводимые храбрым Миклашевским и Венгерские гусары первые бросились на неприятеля. Козаки, Австрийские уланы и Арнауты ударили на Турецкую конницу, смяли ее и окружили лес слева и сзади. Устремилась пехота и в четыре часа соединенные корпусы совершенно овладели лесом. Турки были везде опрокинуты и искали спасения в бегстве. Тщетно Визирь убеждал свое войско возвратиться на поле битвы, заклиная алкораном, который держал в руке; наконец, обратил на малодушных два орудия: ничто не помогло. Суворов сам преследовал бежавших по трупам убитых, не давал никакой пощады неприятелю, приказывал рубить всех и запретил брать в плен. Визирь, прогнанный в Браилов, заперся в крепости. Турки лишились убитыми более десяти тысяч человек. Потеря союзников не превышала 600 человек убитыми и 300 ранеными. В числе трофеев было: восемьдесять пушек и сто знамен; весь лагерь, обоз и множество рогатаго скота достались победителям. Взятие Белграда Лаудоном и сдача Бендер и Акермана Князю Потемкину были следствием Рымникской битвы.

И здесь, как под Кинбурном, угрожало Суворову поражение: вечером, 11 Сентября, Принц Кобургский получил, с курьером, выговор от Князя Таврическаго за то, что понтоны не были готовы и, будучи Имперским Князем, находясь в службе Римскаго Императора, не считая себя подчиненным Российскому Фельдмаршалу, чрезвычайно оскорбился; сказал Суворову: «что еслиб курьер приехал по утру, то он не вступил бы в дело с Турками.»

Екатерина наградила Суворова брилиантовыми знаками ордена Св. Андрея Первозваннаго; шпагою, украшенной брилиантами и лавровыми венками, с надписью: Победителю Верховнаго Визиря и, вслед за тем, препроводила к нему диплом на Графское достоинство Российской Империи, с наименованием Рымникским, также орден Св. Великомученника Георгия перваго класса (18 Окт.). Последняя награда чрезвычайно обрадовала героя, Он писал тогда к дочери своей: «Слышала ли, сестрица (18), душа моя? От моей щедрой Матушки (19): Рескрипт на полулисте, будто Александру Македонскому; знаки Св. Андрея тысячь в пятьдесять, да выше всего, голубошка, первый класс Св. Георгия. Вот каков твой папинька за доброе сердце. Чуть, право, от радости не умер. » - Иосиф возвел Суворова в Графское достоинство Римской Империи (19 Окт.); пожаловал Принца Кобургскаго Генерал-Фельдмаршалом. Он получил от Екатерины одинакую шпагу с Суворовым. После одержанной ими победы, Принц пришел в палатку нашего Полководца, сопровождаемый своим Штабом, и оба вождя бросились в объятия друг друга.

Австрийцы расположились в Валахии. Корпус Принца Кобургскаго увеличился до сорока тысячь человек. Новый Визирь Юсуф Паша двинул сильную армию к Рущуку (1790 г.). Суворов поспешил к Букаресту. В это время скончался верный союзник России, Император Иосиф II, и Леопольд, постановив перемирие с Турциею, отозвал Принца в Венгрию. Он изъявил в письме своем к Суворову душевную скорбь; называл его достойным, драгоценным другом, несравненным учителем; уверял: что не в силах проститься с ним лично; просил о продолжении к нему дружбы, которая одна услаждает военную жизнь его.

Между тем оружие наше торжествовало в Турции: Контр Адмирал Рибас овладел Тульчею; брат его вступил в Исакчу, Гудович в Килию. Тогда Потемкин, в глубокую осень, приказал Суворову взять Измаил во чтоб то ни стало. За двадцать лет перед тем эта крепость, имеющая семь верст в окружности; восемь бастионов; вал, вышиною в три и четыре сажени; рвы от шести до семи саженей — сдалась на условиях Репнину. Турки гордились, потом, два раза неудачною осадой Руских. В 1790 году Измаил, сильно укрепленный Французскими инженерами, почитаемый неприступным Турцией и Европою, вмещал в себе тридцати пяти тысячный гарнизон, который состоял большею частию из янычар, под предводительством Сераскира Аудузлу Паши, стараго воина, отказавшагося от Визирскаго достоинства. Армия Суворова простиралась только до 28,000 человек, из которых около половины были козаки. Она расположилась полукружием в трех верстах от Измаила и занимала почти двадцать верст от одного берега Дуная до другаго: в ней свирепствовали разныя болезни по причине ненастной погоды; претерпевали недостаток в фураже. Холод увеличивался; Суворов приказал нарезать тростнику, чтобы солдаты могли греться у огня; приготовил лестницы и фашины; обучал ночью войска действовать ими; осматривал местоположение; отражал вылазки; построил батареи в сорока саженях от Измаила, желая обмануть Турок правильною осадой; велел стрелять в крепость, откуда также отвечали жестоким огнем и начертил, между тем, план приступа. Контр-Адмирал Рибас действовал со стороны Дуная: укрепил остров, лежащий против Измаила, построил на нем батареи, бросал бомбы в крепость, сжег и потопил почти всю Турецкую Флотилию.

7-го Декабря Суворов вступил в сношения с Сераскиром; два раза убеждал его сдать крепость. Гордый Аудузлу Паша отвечал: «Скорее Дунай остановится в течении своем и небо преклонится к земле, нежели сдастся Измаил.» — Суворов в третий раз уведомиль Сераскира: что если в тот же день не выставит он белаго флага, то крепость будет взята приступом, а гарнизон сделается жертвою ожесточенных воинов. Паша оставил отзыв Главнокомандовавшаго без ответа.

В это время Князь Таврический, страшась помрачить неудачею славу оружия Рускаго, вдруг отменил данное приказание и советовал Суворову: «не отваживаться на приступ, если он не совершенно уверен в успехе.» — «Мое намерение непременно» — отвечал Суворов:- два раза было Российское войско у ворот Измаила — стыдно будет, если в третий оно отступит не вошедши в него.« — Собран был военный совет: Бригадир Платов (прославившийся, потомь, в Отечественную войну) первый написал: штурмовать. Все то же подтвердили. Суворов вбежал в ставку, перецеловал всех и сказал. «Один день Богу молиться; другой день учиться; в третий день славная смерть или победа!»

Ночью с 10 на 11 Декабря перед приступом Суворов велел изредка бомбардировать крепость, чтобы обмануть Турок недостатком пороха и других артиллерийских снарядов: он не сомкнул веждей своих, сидел у огня с несколькими офицерами и ожидал сигнала. В пять часов утра, когда пущена была третья ракета , вдруг шесть колонн, среди которых находился Суворов, сухим путем, и три на судах двинулись к Измаилу; первыми тремя или правым крылом командовал Генерал-Поручик Потемкин, двоюродный брат Фельдмаршала; левым родный племянник Князя Таврическаго Генерал — Поручик Самойлов. Под начальством последняго находился Голенищев-Кутузов. Он предводительствовал шестою колонною. Конница расположилась в одной версте, под пушками крепости; козаки, назначенные для приступа, спешились, укоротили свои пики.

Темнота и туман продолжались до девяти часов утра. Лишь только Русские подошли на четыреста шагов, Турки открыли сильный картечный огонь, причинившiй большое опустошение в рядах наших. Секунд-Маиор Неклюдов, вызвавшийся с егерями в охотники, первый бросился в ров, наполненный водою и из глубииы онаго, без лестниц, с помощiю только копий и штыков, взобрался на вал под пушки неприятельския; приказал егерям, к ободрению товарищей, стоявших у рва, выстрелить в промежутки Турецкой батареи; вскочил, потом, на бастион, овладел оружиями и тяжело ранен (20). Генерал-Маиор Ласси, начальствовавший второю колонною, прежде всех взошел на вал в шесть часов: первая колонна, под командою Генерал-Маиора Львова и третья, предводимая Генерал-Маиором Мекнобом, должны были его подкрепить; но несколько опоздали. Львов и Мекноб были тяжело ранены; Ласси, слегка, в руку и, продолжая нападение, захватил многия батареи за Хотинскими воротами. Между темь, левое крыло действовало с одинаким мужеством: Генерал-Маиор Голенищев — Кутузов, преодолев сильный картечный и ружейный огонь, овладел бастионом; но в первое мгновение удержан был многочисленными толпами неприятелей, которые сильною вылазкой остановили четвертую и пятую колонны. Ими предводительствовал Безбородко, брат знаменитаго Канцлера, получивший тогда тяжелую рану. Суворов наблюдал каждый шаг подчиненных ему вождей, немедленно велел поздравить Кутузова Комендантом Измаила и прибавил, что он уже отправил нарочнаго с вестию о покорении крепости. Усилив свои войска Херсонским полком, Кутузов возобновил отчаянную битву, опрокинул янычар и довершил победу штыками. Турки старались взорвать пороховые магазины, находившиеся под валом каждаго бастиона и устремились на лагерь осаждающих, но были отражены Рускими с значительной потерею. В восемь часов Суворов овладел крепостными укреплениями с сухаго пути и с реки; началось сражение во внутренности города: Турки в узких улицах стреляли из окон, оборонялись с ожесточением; между ними было множество женщин, вооруженных кинжалами. Руские вошли в Измаил четырмя воротами. Сераскир долго защищался в каменном строении и, потом, пал героем. В четыре часа по полудни крепость была совершенно завоевана. В числе девяти тысячь пленных, положивших оружие (из которых две тысячи умерли от ран в тот же день), находились: трех-бунчужный Паша Мустафа, один Султан, сын Сераскиров, Капиджи Баша и множество Бим Башей; более четырех тысячь Христиан и сто тридцать пять Евреев, жительствовавших в Измаиле прибегнули к покровительству Суворова. Во время штурма погибло до 26,000 Турок и Татар; в числе трофеев находились: 245 пушек и мортир, 364 знамени, семь бунчугов, два санджака, множество пороху и других военных снарядов, полные магазины съестных припасов для людей и лошадей. Солдатам позволено было грабить, согласно данному обещанию, три дни сряду; они получили в добычу более миллиона рублей и множество прекрасных Турчанок. Наших убито на приступе 1880 человек; ранено: три Генерал-Маиора, около 200 Штаб и Обер-Офицеров и 244 рядовых.

«Гордый Измаил пал к стопам Вашего Императорскаго Величества» — донес Государыне Суворов и, в то же самое время, написал к Фельдмаршалу: «Россiйскiя знамена на стенах Измаила!»

Тогда Князь Таврический имел пребывание в Яссах, где, среди блеска и пышности окружавших его, предавался внутренней скорби, страшился пережить свое значение. Он пригласил к себе покорителя Измаила; желал сделать ему почетную встречу; велел разставить по дороге нарочных сигналыциков и поручил любимцу своему, Боуру, доложить лишь только Генерал-Аншеф будет подъезжать к городу. Суворов нарочно приехал в Яссы ночью и на другой день отправился к Фельдмаршалу в длинной Молдавской повозке, заложенной парою лошадей в шорах, с кучером и лакеем, одетыми в широких платьях. Проницательный Боур, не смотря на странный экипаж, узнал Суворова, когда он въехал в ворота Княжескаго дворца и поспешил уведомить Фельдмаршала. Нсмедленно Потемкин вышел на парадное крыльцо, но не успел сойти с трех ступепей, как увидел перед собой Суворова, обнял его и произнес: «Чем могу я вас наградить за ваши заслуги?» — Нет, Ваша Светлость — отвечал поспешно Суворов — я не купец и не прiехал с вами торговаться. Меня наградить, кроме Бога и Всемилостивейшей Государыни, никто не может. — Потемкин переменился в лице, замолчал и пошел в залу. Там Суворов подал ему рапорт. Фельдмаршал принял его с приметной холодностию и они, сделав несколько шагов в зале, разстались не говоря ни слова (21).

Суворов явился в Петербурге в начале 1791 года. Императрица велела спросить его: «где желает он быть Наместникомъ?» — Я знаю — отвечал безсмертный Полководец — что Матушка Царица, слишком любит Своих подданных, чтобы мною наказать какую-либо провинцию. Я размеряю силы с бременем, какое могу поднять. Для другаго не в моготу Фельдмаршальский мундир (22)« — Но Потемкин, оскорбленный Суворовым, воспрепятствовал ему получить тогда Военачальнический жезл: он был награжден званием Подполковника лейб-гвардии Преображенскаго полка и, в память знаменитаго его подвига, выбита медаль.

Присутствие Суворова тяготило гордаго Вельможу, который приготовлял в Таврическом дворце своем волшебный праздник для Екатерины по случаю взятия Измаила, и намеревался представить ей пленных Пашей. 26 Апреля Суворов отправлен в Финляндию с поручением укрепить границу (23); 28 числа жители Невы стеклись во множестве в великолепные чертоги исполина тех времен, который не воображал праздновать тогда скорый переход свой в вечность.

Удаленный в каменистую Финляндию, Суворов трудился для пользы и безопасности Отечества и называл занятия свои бездействием в сравнении с прежнею службой. Между тем Кутузов разбил Турок при Бабаде; Князь Репнин одержал знаменитую победу при Мачине; Потемкин сошел во гроб; Безбородко подписал славный мир с Портою Оттоманской и вслед за тем Суворов назначен начальником над войсками в Екатеринославской губернии, в Крыму и в новоприобретенных землях, до устья реки Днестра (1792 г.); избрал главною квартирою Херсон, где покоился Князь Таврический; получил там (в Сент. 1793 г.) следующий рескрипт от Императрицы:

«Граф Александр Васильевич! День празднования мира напоминает Нам знаменитыя заслуги и дела, коими вы отличились. Всемилостивейше жалуем вам похвальную грамоту, за собственноручным Нашим подписанием, с означением всех ревностных и мужественных подвигов, произведенных вами в продолжении славнаго и долговременнаго вашего служения. Во свидетельство Высочайшей доверенности к вашему знанию и вашей справедливости, вверяем вам орден Св. Георгия третьей степени: возложите оный на того, кого почитаете достойнейшим из отличившихся в военном звании. В знак же Монаршаго благоволения препровождаем вам эполет и перстень брилиантовые. (24)»

Суворов занимался укреплением приморских мест Тавриды, между тем, какь неустройства в Польше и мятежный дух жителей открывал ему новый путь к славе. Служивший подь знаменами Вашингтона, Костюшко, призванный соотечественниками из Германии, принял главное начальство, поклялся защищать мнимую независимость или погибнуть. Краков, Варшава и Вильно возстали на Русских воинов; Генерал Ферзен отступил к Прусским границам и, потом двинулся к Варшаве с вспомогательным войском, предводимым Королем Вильгельмом III. Костюшко успел перехватить парк осадной Прусской артиллерии; вспыхнул мятеж в областях приобретенных Пруссией от Польши; союзники отделились от Ферзена. В это время Екатерина вверила войска Свои победителю при Сталовичах. «Я посылаю в Польшу две армии — сказала Она приближенным: — «одну армию, а другую — Суворова.»

Садясь в кибитку, Суворов сказал сестре знаменитаго нашего Адмирала Круза (25), которой муж, Капитан перваго ранга Вальронт, был вечно разжалован в матрозы: «Молись Богу: Он услышит молитву твою» — и полетел в армию (1794 г.). Благоразумными распоряжениями его, Польския войска были обезоружены на разных пунктах, между тем, как наши сосредоточивались в один, около Варкович. Суворов, во время похода, ехал верхом, чтобы подать собою пример офицерам: сделав в три недели 500 верст, овладел в Кобрине магазином; разбил при Крупчице (6 Сент.) семнадцатитысячный корпус Сераковскаго; положил на месте до трех тысяч человек; обратил его в бегство; сразился во второй раз с ним и Косинским (8 Сентября) при Бржеце (Бресте); овладел всею их артиллерией, состоявшею из 28 орудий; донес Задунайскому : «Корпус Сераковскаго кончилъ!» — награжден брилиантовою петлицею на шляпу и тремя пушками.

Между тем Ферзен поразил при Мачевичах (Мацеёвицах) (28 Сентября) Костюшко; взял его в плен и присоединился, 14 Октября, в Станиславове к Суворову с десятитысячным корпусом (26). Тогда войска последняго увеличились до семнадцати тысяч, с которыми он пошел к Варшаве, и на другой день (15 окт.) разсеял при Кобылке пятитысячный отряд неприятельский, взял девять пушек, 400 человек в плен, в том числе одного Генерала и 30 Штаб и Обер-офицеров; овладел обозом.

Вскоре Суворов подступил к Праге, защищаемой 30,000 лучших Польских войск и 104 пушками. Отличаясь быстротой и внезапностию, герой осмотрел укрепления, начертил план атаки, разделил войска свои на семь колонн и назначил день приступа 24 октября. В пять часов утра была пущена ракета: колонны двинулись не смотря на сильный крестообразный огонь с разных батарей; по сбитии передних ретраншаментов, Польския войска, построясь в боевой порядок перед вторым и третьим окопами, защищались отчаянно; но мужество их и сильный взрыв магазина с порохом и бомбами, не остановили безстрашных воинов Суворова: в три часа Прага взята в виду столицы Польши, полагавшей на нее всю надежду. Четыре Генерала: Ясинский, Корсак, Квашневский и Грабовский с 13,540 воинами погреблись под развалинами крепости; в числе пленных были: три Генерала, 29 Штаб-Офицеров, 413 офицеров и 14,000 рядовых; до двух тысяч потонуло в Висле и не более тысячи человек спаслось в Варшаву; 104 пушки, множество знамен и орудий разного рода достались победителям. С нашей стороны убито 580 человек; ранено 960. На приступе было 22,000 человек, в том числе 7000 человек конницы. Суворов приказал разбить на окопах палатку и отдыхал в ней на соломе!

На другой день явились депутаты из Варшавы. Щадя кров человеческую и желая победить Поляков ужасами войны, Суворов не велел хоронить убитых, дал приказание, чтобы войска находились в готовности. Депутаты проходили в ставку Русскаго военачальника по грудам тел, среди грознаго вооружения и дымившихся развалин. Суворов вышел к ним в куртке, без орденов, в каске, с саблею; сбросил последнюю, произнеся: мир, тишина и спокойствие! — и с этими словами обнял представителей народа, целовавших его колена. Граф Потоцкий, присланный от Короля, желал вступить в переговоры о мире; но Суворов отвечал: «с Польшею у нас нет войны; я не министр, а военачальник: сокрушаю толпы мятежников и желаю мира и покоя благонамеренным.» — 28 Октября прибыли прежние Депутаты с предоставлением жребия Варшавы великодушию Екатерины и добродетелям победителя. Король убеждал Суворова немедленно вступить в столицу. Он имел торжественный въезд 29 числа, предшествовал войскам верхом, в простом мундире, без знаков отличий. На берегу Вислы встретил его Магистрат, поднесший хлеб-соль и ключи городские. Суворов поцеловал их и, воздев руки к небу, произнес: «Боже! благодарю Тебя, что эти ключи не так дорого достались, как . . . .» Здесь слезы прервали речь человеколюбиваго героя, который обратил горестный взор на развалины Праги. Громкия восклицания : да здравствует Екатерина! да здравствует Суворов! — сливались с радостным ура наших воинов. 1376 Русских пленных, 500 Пруссаков и 80 Австрийцев, обреченных на смерть, томившихся в оковах, получили свободу.

Донеся Императрице о новых завоеваниях тремя словами: Ура! Варшава наша! — Суворов, среди полнаго торжества, вспомнил о Херсонском изгнаннике. «Знаю — писал он в Петербург — «что МатушкаЦарица меня наградит; но величайшая для меня награда — помилование Вальронта.»

Екатерина отвечала победителю (19 Ноября) также тремя словами: «Ура! Фельдмаршал Суворовъ!» — и, вслед за тем, удостоила его следующим рескриптом: «Вы знаете, что Я не произвожу никого чрез очередь, и никогда не делаю обиды старшим; но вы, завоевав Польшу, сами себя сделали Фельдмаршалом» — пожаловала ему военачальнический жезл, осыпанный брилиантами; семь тысяч крестьян около Кобрина и возвратила чин Капитана перваго ранга Вальронту, Император Франц прислал Суворову портрет свой, украшенный брилиантами; Король Прусский: ордена Чернаго и Краснаго Орлов.

В Варшаве Станислав просил Суворова возвратить шпагу одному пленному офицеру: он освободил, вместе с ним, пятьсот человек; смеялся, потом, над сделанным, подарком Королю.

Во всех действиях своих единственный, Суворов праздновал получение Фельдмаршальскаго достоинства следующим образом: приказал поставить в походной церкви несколько стульев соответственно числу лиц, которых он обошел; потом явился в палатку в камзоле; начал перепрыгивать через стулья, именуя, по одиночке, старших Генерал-Аншефов: двух Салтыковых (1773 г.); Репнина (1774); Долгорукаго (1774); Эльмта (1780); Прозоровскаго (1782); МусинаПушкина (1782); Каменскаго (1784); Каховского (1784 г.) (27) и, после, надел Фельдмаршальский мундир, все свои ордена, принял поднесенный ему жезл, велел служить благодарственный молебен, вышел к войску! Тогда в России были только три Генерал-Фельдмаршала: Разумовский, Задунайский и Рымникский.

Он пробыл целый год в Варшаве; осенью делал смотр полкам, занимал их маневрами; в Ноябре (1795 г.) приглашен был в Петербург. В проезд Суворова чрез Литву и Лифляндию, крестьяне выходили толпами на дорогу, чтобы его видеть. Императрица выслала ему на встречу карету; но Фельдмаршал въехал в столицу ночью и на другой день пал к стопам Екатерины. Она приказала ему иметь пребывание в Таврическом дворце, где четыре года перед тем все поклонялись Потемкину.

Три месяца Фельдмаршал задержан был в Петербурге, откуда отправился для осмотра пограничных крепостей со стороны Швеции и, вслед за тем, назначен Главнокомандуюшим восьмидесятитысячной армии, расположенной в губерниях : Брацлавской, Вознесенской, Харьковской и Екатеринославской (1796 г.).

Вскоре Императрица переселилась в вечность, 6 Ноября, к неописанной горести Россиян, тридцать четыре года блаженствовавших под Ея Скипетром. Фельдмаршал неутешно оплакивал невозвратную потерю. "Без Матушки Царицы — говорил он со слезами — «не видать бы мне Кинбурна, Измаила и Варшавы!

По военной части последовали разныя перемены. Суворов наименован Предводителем Екатеринославской дивизии и получил маленькия палочки для меры кос и буклей солдатских. Не терпя нововведений, он сказал: «пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, я не Немец, а природный Русак. (28)» — Слова эти, обратившияся в пословицу, перелетели в столицу в то самое время, как Фельдмаршал изложил в письме к Императору: что он скучает своим бездействием. Тогда последовало Именное повеление (6 Февр. 1797 г.): «за сделанный отзыв Фельдмаршалом Графом Суворовым ЕгоИмператорскому Величеству, что так как войны нет, ему делать нечего — он отставляется от службы (29)»

Суворов, оставляя дивизию, собрал полки; велел сделать перед фрунтом пирамиду из литавр и барабанов; вышел в простом гренадерском мундире, но во всех орденах; приветствовал солдат в самых трогательных выражениях: «Прощайте, ребята! друзья! чудобогатыри — сказал он им — „Молитесь Богу; мы дрались со славою и будем опять вместе!“ — потом снял с себя знаки отличия, положил их на пирамиду в виде трофеев и произнес: „Настанет время когда Суворов снова явится среди вас, и возмет назад то, что теперь оставляет вам.“ — Мужественные воины не могли удержаться от слез, разстались с Главнокомандовавшим, как с отцом своим.

Он избрал пребыванием Москву, где имел небольшой дом; но Частный Маиор объявил Фельдмаршалу приказание отправиться с ним в деревню, по случаю скораго прибытия Императора в столицу. „Сколько назначено мне времени — спросил хладнокровно Суворов Полицейскаго чиновника — „для приведения в порядок делъ?“ — „Четыре часа“ — отвечал Маиор. — „О! слишком много милости — продолжал Фельдмаршал; — для Суворова довольно одного часа.“ — Дорожная карета ожидала его у крыльца. „Суворов, едущий в ссылку — сказал он — не имеет надобности в карете; может отправиться туда в том экипаже, в каком ездил ко Двору Екатерины или в армию“ — Подвезли кибитку и Маиор принужден был проехать в ней пятьсот верст с Фельдмаршалом (30).

Удаленный в село свое Кончанское (Новогородской губернии, Боровичскаго уезда), победитель Турции и Польши проводил в бедной хижине остаток знаменитых дней: звонил в колокола; пел на клиросе; читал в церкви Апостол; примирял семейства; соединял юныя четы брачными узами; восхищался счастием крестьян своих; писал свои заметки и с немногими особами, которыя посещали его, любил беседовать о делах Европы; смотря на ландкарту, восклицал: “ О! далеко шагает мальчик! пора унять его! (31)!» Так говорил Суворов о Бонапарте.

Протекло несколько времени и к опальному явился курьер с рескриптом от Императора. Суворов был тогда в бане, куда велел придти посланному. На пакете было написано большими буквами: Генерал-Фельдмаршалу Графу Суворову Рымникскому. — «Это не ко мне — сказал хладнокровно старый герой, прочитав надпись: «Фсльдмаршал при войске, я в деревне.» Изумленный курьер тщетно уверял его, что прислан к нему, а не к другому; — Суворов решительно отказался от рескрипта и нарочпый, пропотев довольно долго в бане, отправился обратно в Петербург с чем приехал. Государь не обнаружил досады своей, но с того времени надзор за изгнанником усилен (32).

Лишась надежды быть полезным Отечеству, Суворов обратился к Императору с просьбой: дозволить ему удалиться в Нилову пустынь (33). — «Я намерен — писал он — «окончить там краткие дни в службе Богу. Неумышленности прости, милосердый Государь!» — Ответа не было: его ожидал лучший жребий!

Еще в Государствование Екатерины II, Суворов желал идти против Французов (34), но Императрица медлила явною войной. Между тем оружие республики торжествовало в Европе, ниспровергало алтари и престолы. Обитая под соломенной крышею, знаменитый Полководец начертил (1798 г.) средства остановить и отразить властолюбцев:
«Австрийцы и Руские — писал он — будут действовать против Франции каждые со ста тысячами.
1. Ничего, кроме наступательнаго.
2. Быстрота в походах, натиск в нападениях, холодное ружье.
3. Не нужна методика; глазомер.
4. Полная мочь Главнокомандующему.
5. Нападать и бить неприятеля в поле.
6. Не терять время в осадах, разве Маинц, как пункт для депо. Иногда обсервационным корпусом предпринять блокаду. Брать крепости приступом или штурмом; менее теряешь.
7. Никогда не разделять сил, дабы стеречь разные пункты. Если неприятель их перейдет, тем лучше: он приближится, чтобы его разбить.
8. Таким образом нужен только обсервационный корпус на Страсбург; еще один летучий к Луксенбургу. Идти далее, сражаясь, не останавливаясь, прямо до Парижа, как главный пункт, не останавливаясь в Ландау; разве, чтобы наблюдать оный, а не для ретирад, о которых никогда не должно мыслить, но для транспортов, и никогда не заниматься пустыми маневрами , контрмаршами, или так называемыми военными хитростями, которыя годны только для бедных Академиков.
9. Италия, Нидерланды последуют легко в Париж. Король Сардинский соединится. В Италии есть еще довольно пылких голов, а остальныя вступятся за общее благо. Король Неаполитанский возродится. Англичане очистят Средшемиое море. Не мешкать. Ложная осторожность и зависть, — Головы Медузины в Кабинете и Министерстве. Суворов и Кобургский родятся как юный Малборуг.»

Канцлер Князь Безбородко и союзныя державы отдали справедливость безсмертным дарованиям Суворова; но план его оставлен без исполнения (35). Пользуясь бездействием сильнейших государств Европы, республика Французская продолжала свои завоевания, угрожала Австрии. Принц Оранский, назначенный Венским Двором предводителем войск в Италии, скончался; Барон Мелас заступил его место. Император Павел I, не желая приобретений, но имея в виду безопасность Европы и полагая, что другие Монархи последуют Его великодушному примеру, двинул (1799 г.) в Австрийския наследственныя владения вспомогательный корпус под начальством Генерала от инфантерии Розенберга. Французскою армией, долженствовавшею действовать в Германии, предводительствовал Журдан : ему были подчинены Массена и Бернадот. Эрцгерцог Карл вступил в Швабию: в это время Австрия и Англия обратились к Императору Павлу И-му с просьбою вверить начальство над союзными войсками Суворову. — «Вот, Руские на все пригожаются» — сказал Государь Графу Растопчину, управлявшему тогда иностранными делами и, взяв перо, написал слъдующий лестный рескрипт, исполненный красноречия и высоких чувств:

«Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время расчитываться. Виноватаго Бог простит. Римской Император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а ваше спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы вашей время, у Меня удовольствия вас видеть. Пребываю вам доброжелательным Павел.»

Облобызав рескрипт, Суворов прижал его к ранам своим, немедленно отслужил молебен в сельской церкви и, готовясь к неимоверным подвигам, продолжал отличаться оригинальностию, отдал следующий приказ старосте: «Час собираться, другой отправляться. Поездка с четырью товарищами; я в повозке, они в санях. Лошадей осмнадцать, а не двадцать четыре. Взять денег на дорогу двести пятьдесять рублей. Егорке бежать к старосте Фомке и сказать, чтоб такую сумму «поверил, потому, что я еду не на шутку. Да яж служил за дьячка, пел басом, а теперь поеду пет Марсом.»

В Петербурге Суворов повергнулся 18 Февраля (1799 г.) к стопам Императора. Подняв престарелаго героя, Павел I возложил на него большой крест Св. Иоанна Иерусалимскаго. «Господи! Спаси Царя!» — воскликнул тогда Фельдмаршал. — «Тебе спасать Царей!» — отвечал Император. — «С Тобою, Государь, — возразил Суворов — «возможно.»

Пользуясь благоволением Царским, безсмертный Полководец, который торопился делать добро (36), исходатайствовал прощение сосланному в Сибирь Капитану лейб-гренадерскаго полка Синицкому, возвратил его несчастной матери, схоронившей шестнадцать взрослых детей и остававшейся без всякой подпоры. — Император, согласно желанию Суворова, не велел объявлять в приказах о вторичном принятии его в службу.

Завистники утверждали, что победитель неустроенных войск Турецких и Польских, утратит всю свою славу перед искусными вождями Франции. Нелепые отзывы доходили до Суворова: он отомстил тайным врагам — делами.

Часть 3

С молитвой отправился герой на новое поприще, долженствовавшее передать имя его позднейшему потомству. В Митаве посетиль он Людовика ХVIII. — «Тот день почту счастливейшим в моей жизни — сказал ему Суворов — «когда пролью последнюю каплю крови, способствуя, вам взойти на престол знаменитых ваших праотцев.» — «Я уже не несчастлив — отвечал Людовик — «ибо судьба отечества моего зависит от Суворова.»

В Вену Суворов въехал поздно вечером, 15 Марта, и остановился в доме нашего Посла. Зная, что Фельдмаршал был враг роскоши, Граф Разумовский приготовил для него комнаты без зеркал, картин, драгоценной мебели и бронзы; велел, вместо кровати, разложить сено: на нем опочил будущий освободитель Италии.

В следующее утро, народ обширной столицы Австрийской окружил дом Графа Разумовскаго, бежал за каретою, в которой ехал Фельдмаршал во дворец. Везде раздавались восклицания : да здравствует Суворов! — на которыя Руской Полководец отвечал: да здравствует Император Франц II ! У окон, даже на крышах теснились зрители. Император принял Суворова с отличным уважением; возвел его на степень Римско Императорскаго Фельдмаршала; назначил жалованья в год двадцать четыре тысячи Флоринов и восемь тысячь на путевыя издержки. В этом новом звании, Суворов торжественно присягал в церкви Св. Марка.

Руския вспомогательныя войска вступили в Вену. Трогательно было свидание с ними Фельдмаршала в Шенбруне. Полководец приветствовал героев Кинбурна, Фокшан, Рымника, Измаила и Праги, после горестной, долговременной разлуки, словами: «Здравствуйте чудобогатыри, любезнейшие друзья мои» — и слезы показались на мужественных лицах воинов.

Зная медленныя действия Гофкригсрата (37) и сильное влияние на дела онаго Барона Тугуга, Суворов испросил позволение относиться во всем непосредственно к самому Императору. Тугут, желавший исторгнуть у него тайну военных предположений, получил свиток белой бумаги: «вот мои планы!» — сказал Фельдмаршал и убежал от перваго Министра.

В день своего отъезда из Вены, Суворов, садясь в дорожный экипаж, велел принесть на золотом блюде сердечко, надел его, в знак благодарности за гостеприимство, на Графиню Разумовскую, запер ключем и, положа ключ в карман, уехал.

Согласно мнению Фельдмаршала, решено начать военные действия в Верхней Италии. Тогда Эрцгерцог Карл принудил Журдана отступить за Рейн. Суворов ехал к армии с величайшею поспешностью, не смотря на темныя ночи и дурную дорогу. В Вероне народ отпряг лошадей от кареты его и повез ее на себе до приготовленнаго для Суворова дворца. Австрийские Генералы Мелас и Край явились к нему с рапортами. Ночью город был торжественно освещен: везде горел щит или вензель Фельдмаршала, везде воспевали ему похвальныя песни.

Суворов сделал смотр Австрийским полкам и сказал окружавшим его Генералам : «Шаг их хорош: победа!»

Вскоре Розенберг вступил в Верону с двадцати двух тысячным корпусом. Число Императорских Королевских войск, вверенных Суворову, простиралось до 66,084 человек (38).

3 Апреля Фельдмаршал обнародовал воззвание к Италийским народам: приглашал их соединиться под знамена, несомыя на брань за Бога и Веру, для возстановления законнаго правительства; угрожал смертию вероломным и содействующим намерениям Республики.

Неприятель утвердился в многочисленных крепостях Италии, ожидая свежих войск. Суворов счел нужным разделить силы свои, чтобы действовать вдруг против крепостей и отступавшей Французской армии; Барон Край отряжен был для занятия Бресчии, важнейшаго пункта в сообщении с Тиролем: он овладел этою крепостью, при содействии храбраго Князя Багратиона; взял в плен 1064 человек, захватил 46 орудий и получил приказание от Главнокомандующаго осадить Мантую и Пескьеру. Число вверенных ему войск простиралось до двадцатипяти тысяч человек.

Французскою армиею предводительствовал в то время Генерал Моро, который утвердился на правом берегу Адды. Главная квартира его была близ Кассано в местечке Инсаго; дивизии Серюрье около города Лекко и Дельмаса у крепости Лоди составляли левое и правое крылья. Все протяжение Адды, широкой, быстрой реки, имеющей крутые берега, приведено было в оборонительное состояние; пункты, удобные для переправы, охранялись сильнейшими батареями. «И здесь вижу я — сказал Суворов — «перст Провидения. Мало славы было бы разбить шарлатана (39). Лавры, которые похитим у Моро, будут лучше цвести и зеленеть.»

Авангард нашей армии, предводимый Князем Багратионом, двинулся чрез Бергамо к городу Лекко и, в предместии онаго, ударил 15 Апреля в неприятеля штыками; поколол до 800 человек; отразил с помощию козаков нападение Французов, сосредоточившихся в один пункт; вступил в город, преследовал стрелков, разсыпанных по горам в садах и ущельях. Французы возобновили нападение с большим стремлением, но, вскоре, подкрепил Багратиона Милорадович с гренадерским батальоном и, не смотря на свое старшинство, великодушно оставил первому главное начальство. Упорное сражение продолжалось двенадцать часов: Французы поспешно отступили правым берегомь вниз по реке Адде, потеряв убитыми до двух тысяч человек и пленными сто. Фельдмаршал отпустил их в Париж, сказав: «Идите домой и объявите землякам вашим, что Суворов здес.» — Наших легло на месте до 135 человек. Между тем Австрийцы овладели Кремою и Кремоною.

Средняя колонна союзных войск получила от Главнокомандующаго приказание переправиться через Адду против Треццо, и, сделав решительное нападение на неприятельскую армию, отделить ее левое крыло от центра. Пользуясь безпечностию Французов, Генерал-Квартирмейстер Австрийскiй Маркиз Шателер совершил это движение 16 Апреля, ночью, по наведенному чрез реку понтонному мосту. Немедленно упорная битва загорелась: Французы имели некоторое время поверхность; но Австрийцы, сильно подкрепленные, ударили на неприятеля холодным ружьем, ворвались в его левое крыло, смяли, жестоко поразили. Храбрые Донские козаки мужественно содействовали им, предводимые походным Атаманом Денисовым и Полковником Грековым. Сломленная первая линия Французская была подкреплена второю; сражение возобновилось и неприятель был снова опрокинут, обращен в бегство к Милану. Генерал Моро едва спасся от преследовавших его гусар; убито Французов более трех тысяч; взято в плен: Бригадный Генерал, семьдесят штаб и обер-офицеров и до двух тысяч нижних чинов. Урон союзных войск простирался более тысячи человек. На другой день победители двинулись колоннами к Милану. Денисов первый вступил в столицу Ломбардии. В это время Австрийский Генерал Мелас разбил Французов при местечке Касано; правая колонна, под начальством нашего Генерала от инфантерии Розенберга перешла через Адду в Бривио; Серюрье с остальными войсками своей дивизии укрепился, под защитою артиллерии, при деревне Вердерио. Австрийский бригадный Генерал Вукасович первый напал на него (17 Апреля) с трех сторон и, подкрепленный Розенбергом, принудил положить оружие: Серюрье и Генерал Фрезье с тремя тыс. войска и осмью пушками, сдались в плен; офицерам позволено возвратиться во Францию, по размене, с условием не служить против союзных Государей. Чтя превратность счастия в пленном (40), Суворов вручил шпагу Генералу Серюрье, сказав: «Кто ею так владеет как вы, у того она неотъемлема.» — Серюрье просил освободить его войска. «Эта черта делает честь вашему сердцу — отвечал Фельдмаршал; — «но вы лучше меня, знаете, что народ в революции есть лютое чудовище, которое должно укрощать оковами.» — Потом, обнадежив, что Французам не будет причинено ни каких обид, произнес стихи Ломоносова:
Великодушный лев злодея низвергает;
Но хищный волк его лежащаго терзает.
«Переведите эти стихи Французскому Генералу — продолжал Фельдмаршал — «Я читал их наизусть, по взятии Варшавы, и Депутатам Польским.» — С этими словами Суворов вышел из комнаты. «Quеl hоmmе! (41)» — воскликнул Серюрье.

Император Павел I препроводил к Фельдмаршалу портрет Свой, в перстне, осыпанный бриллиантами. «Примите его — упомянул Государь в рескрипте — «в свидетели знаменитых дел ваших и носите на руке, поражающей врага благоденствия всемирнаго.» — Тогда сын Суворова пожалован был Генерал Адъютантом и получил приказание находиться при отце. — «Поезжай и учись у него — сказал ему Государь. — «Лучшаго примера тебе дать и в лучшия руки отдать не могу.»

Союзныя войска вступили в Милан в день Св. Пасхи (42). Суворов въехал верхом позади свиты своей, в Австрийском белом мундире и остановился в доме прежде занимаемом Моро. На другой день Фельдмаршал, надев парадный мундир и ордена, украшенные бриллиантами, отправился, в великолепной карете между рядов выстроеннаго войска, в соборную церковь Миланскую. Громкие восклицания ура! и жителей: Да здравствует Суворов! приветствовали его на улицах. Католическое духовенство встретило Суворова, при входе в храм, в полном облачении. «Господь да благословит шествие твое, добродетельный Полководец!» — произнес Архиепископ — «Молитесь — отвечал выразительно и важным голосом, на Италиянском языке Фельдмаршал — «да поможет мне Бог спасти ваши храмы и престолы Государей!» — и, войдя в соборную церковь, преклонил с благоговением колена пред священным жертвенником. В Милане некоторые Австрийские Генералы просили Суворова дать отдохнуть войску; но он отвечал им словом: вперед и, пробыв в этом городе не более четырех дней, обнародовал воззвание к Французам, которое не имело, однакож, успеха; составил план для дальнейших действий против неприятеля. Армия его, названная операционною (кроме войск осадных, предводимых Бароном Краем и находившихся также в Венеции), состояла только из 18 тысяч Русских и 18 тысяч Австрийцев. Оставив 4500 человек под начальством Генерала Латермана для блокады Миланской цитадели, Суворов предположил перейти По и Тичино и разбить Моро до присоединения к нему Макдональда, идущаго из Южной Италии. Между тем, Эрцгерцог Карл должен был вторгнуться в Швейцарию с севера и теснить со всех сторон Массену, который, покорив Швейцарию, расположил вверенныя ему войска, числом до ста тысяч, по левому берегу Рейна до самой Голландии. Тирольская армия, предводимая Графом Беллегардом, надлежала присоединиться к Итальянской (43); последняя, разбив Макдональда, обязана была занять Турин; осадной армии, по взятии Пескьеры и Мантуи, следовало обложить Тортону; отдельному корпусу Графа Клейнау, с подкреплением Английскаго Флота, идти для занятия Генуи; Русским, Английским и Турецким войскам, сделавшим высадку в южной Италии, преследовать Макдональда.

Моро, отступив от Милана, остановился при Александрии на реке Бормиде с собранным им семнадцатитысячным войском. Фельдмаршал повел свою армию к Тортоне, сделал воззвание к обитателям Пиемонта, убеждая их взять оружие на защиту законнаго Государя. Барон Край деятельно продолжал осадную войну, открыл траншеи против Пескьеры. В это время прибыл в Италию Великий Князь Константин Павлович, сопровождаемый Генералом от кавалерии Дерфельденом. Приезд его был ознаменован сдачею осаждаемой крепости: 90 орудий, множество съестных и других припасов, большое количество пороха и флотилия из осмнадцати канонерских лодок увеличили трофеи союзников, которые открыли для себя сообщение с Тиролем и Швейцариею. Вскоре Великий Князь явился в главную квартиру Фельдмаршала, находившуюся в Вогере. 28 Апреля храбрый Маркиз Шателер покориль эту крепость, ключ Пиемонта. Другая крепость Пичигетона, сдалась в тот день на капитуляцию Фельдмаршалу-Лейтенанту Кейму. Между тем Вукасович овладел в Верхней Италии крепостями: Ивреею и Ароною; поселяне везде вооружались против Французов и союзная армия беспрепятственно получала продовольствие из плодородных областей: Феррарской, Болонской и Моденской.

Среди повсеместных успехов, Розенберг, увлекаемый храбростию, сразился 20Апреля при Басиньяно с Французами; сбил их передовые отряды, но, стесненный, близь Пичетто, многочисленным неприятелем, после упорной обороны, продолжавшейся восемь часов, переправился обратно чрез По, оставив две пушки. В этом деле Милорадович, под которым убиты были три лошади, с малыми силами нанес чувствительный вред противникам: увидя замешательство рядов наших, он схватил знамя, бросился вперед, закричав: «Солдаты! смотрите как умрет Генерал ваш!» — и опрокинул Французов шгыками. Смерть щадила безстрашнаго, чтобы он с большею славой пал (1825 г.) за Царя и отчизну. — Розенбергь занял крепости Валенцу и Касал, осгавленныя неприятелем, а Вукасович Веррую; Пиемонцы овладели замком Чевою. Другой ученик Суворова, храбрый Князь Багратион, с шестью батальонами и двумя козачьими полками, вступил в Генуезскую крепость Нови; сразился с Французами при реке Танаро; положил на месте до 2500 человек; взял в плен 200. Крепость Александрия сдалась Генералъ-Лейтенанту Повалошвейковскому; Миланская цитадель Генералу Графу Гогенцоллерну; Феррара (в Верхней Италии) Графу Клейнау. — Перед Турином некоторые Генералы осмелились представить Суворову затруднения, препятствующия взять этот город. Он разсердился и вскрикнул: «Пустое! Аннибал, прошед Испанию, переправяс чрез Рону, поразив Галлов, перешед Алъпы, — взял в три дни Турин. Он будет моим учителем. Хочу быт преемником его гения (44)

Вскоре столица Сардинскаго Королевства увеличила завоевания Суворова: Вукасович, начальствовавший передовыми Австрийскими войсками, первый вступил в Турин 14 Мая, прогнав неприятеля в замок. На другой день Фельдмаршал имел торжественный въезд в сопровождении Великаго Князя, при радостных восклицаниях народа. Получено в добычу 382 пушки, 15 мортир, двадцать тысячь ружей и арсенал, наполненный множеством припасов. Из цитадели, в которую удалился трехтысячный гарнизон Французский, безпрестанно сыпались градом бомбы, картечи и каленыя ядра. Суворов велел объявить Коменданту Фиорелле: что если он не прекратит палъбы, то под выстрелы будут выведены Французские пленные. Тишина водворилась. — Духовенство Католическое, при входе Суворова в кафедральный храм, в угодность ему, благословило его по обряду Греческой Церкви. Турин поднес победителю шпагу, украшенную бриллиантами.

По прошествии некоторого времени, Главнокомандующий удостоился получить следующий рескрипт от Императора: «Граф Александр Васильевич! В первый раз уведомили вы Нас об одной победе, в другой о трех, а теперь прислали реестр взятым городам и крепостям. Победа предшествует вам всеместно, и слава соооружает из самой Италии памятник вечный подвигам вашим. Освободите ее от ига неистовых разорителей; а у Меня за сие воздаяние для вас готово. Простите. Бог с вами. Пребываю к вам благосклонный Павел.» Тщетно Генерал Виктор с шеститысячным войском покушался взять замок Чеву: Вукасович и Фрейлих, отряженные Суворовым, принудили Французов отступить, овладев 14 пушками и двумя мортирами.

Победы Суворова угрожали границам Франции; но Венский Двор, щадивший войска свои, препятствовал дальнейшим его успехам, предписывал ему: не отваживаться на предприятия слишком отдаленныя и не верныя; ограничивать действия покорением Мантуи и цитадели Миланской, также обороною завоеванных крепостей. Разныя распоряжения Суворова в Пиемонте были уничтожены Римским Императором. Российский Самодержец приказывал Фельдмаршалу водворить Короля Сардинскаго в его владениях; Франц II посягал на Пиемонт в вознаграждение понесенных потерь Австриею в продолжительную войну против Франции; отменил составление Пиемонтской армии. Гофкригсрат, без всякаго сношения с Фельдмаршалом, прислал повеление Краю, теснившему Французов из области Болонской, возвратиться к осаде Мантуи (45). Суворов негодовал и против Эрцгерцога Карла, которому — по словам нашего знаменитого Полководца — «давно следовало бы, завоевав Швейцарию, дароват вольность тамошним храбрым народам и, с помощию их, господствовать на Рейне.»

Обезпечив правое крыло союзной армии со стороны Альпiйских гор, Фельдмаршал имел безпрестанное наблюдение за действиями Моро и Макдональда, старавшихся соединиться. Для открытия сообщения с последним, Моро отрядил Виктора с десятитысячною дивизиею, а сам занял Геную и намеревался идти к Александрии. Главнокомандующий, поручив осаду Туринской цитадели Кейму и предписав Краю поспешить на помощь против Моро, приказал привести в оборонительное состояние крепости Валенцу и Павию, и с 14 Рускими батальонами, с полками драгунским Австрийским Карачая и козачьим, выступил на встречу Французскаго Генерала. В Александрии Суворов узнал 4 Июня, что армия Макдональда стремится в трех сильных колоннах на Модену и Парму к Мантуе и, немедленно, оставив тяжелые обозы, повел войка свои усиленными маршами к СенДжиовани. Тогда, прибывший в главную квартиру Фельдмаршал-Лейтенант Беллегард, который командовал до того в Тироле, принял начальство над осадою Тортонской и Александрийской цитаделей. Ему поручено было также наблюдать за армиею Моро: корпус его простирался до девяти тысяч человек; авангардом предводительствовал храбрый Вукасович.

Стремительно шествовал из Неаполя Макдональд, преодолевая все препятствия: он присоединил к своим двум дивизиям еще две, Тосканскую и Виктора, также Польскiй легион Домбровскаго, увеличил силы до двадцати восьми тысячь; для облегчения похода уменьшил обозы; вытеснил Австрийцев из Понтремоли; занял Болонь; принудил Клейнау снять осаду Урбано и отступить к Ферраре; окружил под Моденою Графа Гогенцоллерна, сразился с ним, ранен, отбросил его к Мирандоле; вступил в Пиаченцу; сделал распоряжение к осаде цитадели; готовился подавить пятитысячную дивизию Фельдмаршала-Лейтенанта Отто: последний, оставив форпосты свои при Требии, принужден был удалиться за реку Тидону и едва держался против шестнадцати тысячнаго неприятельскаго войска, как явился Суворов с Российским авангардом, предводимым Князем Багратионом (6 Июня). Козаки ударили на Французов в левый фланг; Князь Горчаков, подкрепленный Великим Князем, атаковал правый: сражались более холодным ружьем. Кровавая битва продолжалась шесть часов; Багратион содействовал победе. Неприятель отступил к реке Требии, лишась убитыми 600 человек; в плен взято 400.

На другой день (7 Июня) союзная армия перешла тремя колоннами вброд чрез Тидону. Макдональд сосредоточил все свои силы на этой стороне реки Требии, построил в боевой порядок двадцать восемь тысяч человек. Не смотря на невыгодное местоположение, Князь Багратион, подкрепленный Австрийским Генералом Карачаем и козачьими полками Грекова и Поздеева, быстро атаковал холодным ружьем левое крыло неприятельское, которое состояло из семи тысяч пехоты и тысячи чел. конницы, опрокинул их за реку Требию, положил на месте более 500 человек, отнял две пушки и знамя, взял в плен 600 Поляков. Неприятель усилился на этом пункте до пятнадцати тысяч человек: Розенберг подоспел к Багратиону, ударил в штыки и общими силами сбил Французов за Требию, истребил 800 чел., увеличил число пленных 400. — Генерал-Лейтенант Ферстер атаковал, между тем, неприятельский центр, также опрокинул его за реку, положил на месте до 500 человек. Правое крыло Французское, состоявшее из десяти тысяч, сразилось с Генералом от кавалерии Меласом и после упорной битвы, час продолжавшейся, принуждено было отступить за Требию. Сильная пальба на обоих берегах продолжалась до полночи. Союзная армия отдыхала на этой стороне реки.

8 Июня произошло третье сражение, с большим, против прежних двух, пролитием крови: Макдональд ночью соединился с последними силами своей армии и, имея уже до тридцати трех тысячь против двадцати двух тысячь союзных войск (46), начал колоннами переправляться через Требию. Сражение возобновилось в десять часов утра и продолжалось до седьмого по полудни. Домбровский с Польским легионом хотел обойти правое крыло наше: Багратион, прежде всех, встретил его штыками; Розенберг, подкрепленный Милорадовичем, атаковал и сломил в линии. Ферстер, который командовал центром союзных войск, принял также в штыки и сабли дивизию Монришара, опрокинул ее и преследовал, между тем как на левом крыле Мелас разбил и обратил в бегство правый неприятельский фланг под начальством Оливье. Несколько раз Французы отступали за реку, возвращались оттуда, возобновляли атаку с большим ожесточением и в одном бегстве искали спасения своего. Фельдмаршал, пользовавшийся решительными мгновениями, во время трех дневных битв не сходил с козачьей лошади, забыл преклонныя лета, одушевлял войска своим присутствием, спешил туда, где они начинали только разстроиваться и, тотчас, возстановлял порядок. Макдональд явил себя достойным соперником Суворова: страдая от полученной раны под Моденою, он командовал на носилках; оспоривал победу; собрал военный совет в Пиаченце, объявил оному намерение свое: сразиться с Суворовым в четвертый день, чтобы победить или умереть; но военачальники Французские не согласились на это предложение и для блага республики, для спасения армии, требовали отступления. Макдональд принужден был покориться жестокой судьбе своей. Руские преследовали врагов за реку Нуру. Приказывая сильно и неутомимо гнать бежавшаго неприятеля, Суворов требовал, чтобы щадили и миловали покорных. Макдональд удалился с семнадцатитысячным войском в Тосканскую область; потом, сделавшись болен от ран и тягостных трудов, отправился в Париж, приказав армии своей соединиться с Моро.

В эти убийственные дни погибло войска республики до шести тысяч; в плен взято победителями: 4 Генерала, 8 Полковников, 502 Штаб и Обер-офицеров и 11,766 нижних чинов; получено в добычу семь знамен и шесть пушек. Союзники потеряли убитыми менее тысячи человек; ранено на их стороне до четырех тысяч, в том числе Князь Багратион. Узнав о походе Суворова против Макдональда, Моро устремился с десятитысячным войском, через Бокетту, Гави и Нови, к Тортоне; занял этот город, перешел чрез Скривию, сразился с Беллегардом, принудил его отступить за Бормиду и, потом, предпринял обратный путь, удалился, чрез Бокетту, в горы, избавив Макдональда посредством этого движения от дальнейшаго преследования Российскаго Фельдмаршала.

Во время Требийской победы Кейм овладел Туринскою цитаделыо, в которой найдено: медных мортир 148, пушек 384, гаубиц 30, ружей 40,000; столько же тысяч пудов пороху и множество военных снарядов. Союзники имели в своей власти всю реку По. Для осады цитадели Александрiйской и Тортоны отправлена была водою артиллерия Туринская. Между тем оставшияся без защиты последния крепости Республики Чизальпиской, Болон и ФортеФранко или Урбано, сдались Клейнау и Отто.

Италия, внимая воззваниям Суворова, вооружилась: составились против Французов народные армии под предводительством Лагоца и Кардинала Руффо. Первый имел под ружьем двадцать две тысячи Неаполитанцев; последний более тридцати тысячь вооруженнаго народа. В числе отдельных предводителей Кардинала находился молодой монах, по прозванию Фра-Диаволино, до того содержавшийся в тюрьме и загладивший, потом, вины свои неимоверною храбростью: разбивший неприятеля на берегу Адриатическом, в Пескаре, учредивший блокаду крепостей Капуи и Гаэты. В освобождении от Французов Королевства Неапольскаго и владений Папы содействовали Руффо Российско-Турецкий и Английский Флоты, которыми предводительствовали Ушаков (подчиненный Суворову) и Нельсон.

Преследовавший Макдональда с легким корпусом Граф Клейнау занял Ливорну, крепости Сарцанеллу, Леричи, Сен-Терезу; окружил блокадою крепость Сен-Марию, которую защищал гарнизон из 380 человек. Неприступная цитадель Александрийская, устроенная на высоте и защищаемая с двух сторон рекою Танаро, после сильнаго сопротивления, сдалась Графу Беллегарду на капитуляцию. Тогда прибыл в Верону вспомогательный десятитысячный Российский корпус, высланный Императором Павлом I-м к Королю обеих Сицилий. Им предводительствовал Генерал-Лейтенант Ребиндер, которого, по распоряжению Фельдмаршала, сменил Генерал Розенберг. Главный корпус наших войск перешел под начальство Генерала от кавалерии Дерфельдена. Розенбергу велено прикрывать осаду Мантуи и на время остановиться при Пиаченце.

Наконец и твердая Мантуа покорилась оружию Императорскому. Десятитысячный гарнизон ее, в половину больной и израненный, сдался 17 Июля на капитуляцию Генерал-Фельдцейхмейстеру Краю, с тем, чтобы оставаться военнопленным в Германии. В крепости найдено более 300 пушек.

Суворов продолжал испытывать разные неудовольствия от Гофкригсрата, который, останавливая полет непобедимаго Полководца, вязал его — как изъяснялся он. «Робость Гофкригсрата — писал к Императору Павлу I Фельдмаршал; — «зависть ко мне, как чужестранному; интриги частных, двуличных начальников, относящихся прямо в Гофкригсрат; безвластие мое в производстве операций, прежде доклада, на тысячи верстах, принуждают меня всеподданнейше просить В. И. В. о моем отзыве, ежели сие не переменится. Я хочу кости положить в моем Отечестве и молить Бога за моего Государя.»

В это время Король Сардинский Виктор — Эмануил прислал Суворову ордена: Анонсиады, Св. Маврикия и Лазаря, диплом на чин Генерал — Фельдмаршала Королевских войск, также на достоинство Князя с титулом его двоюроднаго брата (cousin) и с предоставлением оного из рода в род перворожденным; сверх сего изъявил желание служить в армии Италийской под его начальством. Император Павел I согласился на получение Суворовым лестных отличий и, уведомляя его о том, изъяснил: «что чрез это, он и Ему войдет в родство, быв единожды принят в одну Царскую Фамилию, потому, что владетельныя Особы между собою все почитаются роднею (47).» — За поражение Макдональда, Фельдмаршал награжден 13 Июля портретом Государя, осыпанным брилиантами, для ношения на груди; а за освобождение всей Италии, в четыре месяца, от безбожных ее завоевателей пожалован (8 Авг.) Князем Российской Империи с титулом Италийскаго, который распространен и на его потомков мужескаго и женскаго родов. В Англии на всех праздниках пили здоровье: 1) Короля; 2) Императора Российскаго и 3) избавителя Италии; сочиняли в похвалу Суворова песни. — Император повелел Фельдмаршалу, в случае продолжения делаемых ему неприятностей от Венскаго Кабинета, собрать в одно место вверенныя ему Российския войска и действовать, по обстоятельствам, независимо; но, вместе, советовал остерегаться союзников, продолжая сношения с Английским Министерством. Суворов просил Государя наградить Генерал-Фельдцейхмейстера Края и получил в ответ: «Я ничего ему не дам: потому, что Император Франц трудно признает услуги и воздает за спасение своих земель учителю и предводителю его войск.»

Успехи союзников в Италии произвели переворот в Французском Правительстве: Директоры Республики были сменены; начальство над армиею вверено Жуберту, которого Бонапарт называл наследником славы своей. Юный герой, не задолго перед тем сочетавшийся браком, надел на грудь портрет обожаемой им супруги, поклялся именем ее победить или умереть и полетел в Италию. Моро сдал ему начальство и, соединенный с ним тесною дружбой, остался в главной квартире, чтобы вместе отомстить честь Французскаго оружия. Между тем город Сераваль, находящийся у подошвы утесистой горы, после кратковременнаго бомбардирования, отворил вороты Багратиону. Русский авангард, под начальством последняго, занял позицию перед Нови. Вскоре Жуберт и Моро появились на хребтах высоких гор, над обширною равниной, простирающеюся до Тортоны и Александрии. «Юный Жуберт — сказал Суворов — пришел учиться; дадим ему урок.»

Выступя из гор с 45 тысяч чел., Главнокомандующий Французских войск занял выгодное положение по хребту на Нови к Серавале, оставя в тылу Гави. 4 августа начался кровавый бой, шестнадцать часов продолжавшийся. Центром союзной тридцативосьмитысячной армии предводительствовал Дерфельден; правым крылом Край, левым Мелас. Войска Розенберга составляли обсервационный корпус: ему поручено было прикрывать осаду Тортоны и, в случае надобности, подкреплять сражающуюся армию. На рассвете, левое крыло неприятельское было сильно атаковано Крайем, который овладел ближайшими высотами; но принужден уступить превосходным силам Французов. Жубер сам повел на штыках против Австрийцев колонну пехоты, стремился, верхом, с нею при восклицаниях солдат: да здравствует Республика! да здравствует Жуберт / . . . . Пуля мгновенно решила блистательную судьбу его; последние слова его были: вперед, вперед!.. Моро снова принял начальство. — Чтобы облегчить препятствия, встреченные Крайем, Князь Багратион сделал атаку на центр неприятельский. Французы начали действовать правым крылом своим в левый фланг Императорских войск, овладели всеми возвышениями в окрестностях Нови, составляющими подошву Генуэзских гор. Там ударил на них Генерал-Маиор Князь Горчаков, подкрепленный, потом, Меласом и Дерфельденом. Вся Императорская армия двинулась вперед. Град ядер и картечи привел в замешательство Русские колонны; но, усиленные свежими полками, они снова устремились на смертоносныя горы, три раза возобновляли нападения на центр неприятельский. Французы, казалось, мстили за смерть Жубера; колонны Дерфельдена, открывая путь к убийственным высотам под личным предводительством Суворова, которого сопровождал Великий Князь, как будто наказывали за дерзновенное намерение помрачить славу Российскаго Полководца. Моро, Сен-Сир и начальннк Французскаго Главнаго Штаба Дессоль, видя последния усилия союзной армии, бросились сами против Русских с новыми колоннами. С такою же твердостию против левого крыла Французской армии, которое получило подкрепление, возобновляли атаку войска Края, несколько раз отраженныя. Левое крыло союзников сражалось на берегах реки Скривии против Домбровского. Мелас принудил его отступить и снять блокаду Серавали. Нападения на центр Французских войск требовали беспрестанных подкреплений с правого их крыла, которое ослабело до того, что не могло сопротивляться стремлению левого крыла соединенных войск. Пользуясь обстоятельствами, Мелас предпринял движение на дорогу между Серавалию и Гави, в тыл правому Французскому крылу. Стесненная этим движением Республиканская армия не могла сопротивляться нападениям на центр; Руские достигли высот; Французы начали отступать, склоняясь к левому крылу своему на деревню Пастурану. Там отряды Австрийской кавалерии и козаков, под начальством Карачая, довершили поражение неприятеля, который удалился чрез Боккету к Савоне, чтобы сблизиться с своими подкреплениями, собранными на границе Пьемонтской. Мрак ночи покрыл бегство врагов.

Потеря Французов простиралась до двадцати тысяч чел., в том числе убитыми до семи тысяч, пленными более 4600, ранеными более 5000, пропавшими без вести около 4000. В числе пленных находились четыре Генерала; пушек взято 39, ящиков с снарядами 54. Союзные войска потеряли убитыми до 1300 чел., ранеными более 4700. Победа при Нови заставила неприятеля заключить капитуляцию о сдаче Тортоны, крепости неприступной, стоящей на высоте скалы, которую ни гаубицы, ни бомбы не достают, стоившей Королю Сардинскому пятнадцать миллионов (48).

Император Павел I повелел (24 Авг.) гвардии и всем Российским войскам, даже и в присутствии Своем, отдавать Князю Италийскому, Графу Суворову-Рымникскому все воинския Почести, подобно отдаваемым Особе ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА. — «Князь Александр Васильевич! — писал Государь к Фельдмаршалу — «Я получил известие о знаменитой победе, вашей над упокоенным вами Генералом Жубертом. Рад весьма, а тем более, что убитых немного и что вы здоровы. Не знаю, что приятнее? Вам ли побеждать или Мне награждать за победы? Но мы оба исполняем должное: Я как Государь, а вы как первый Полководец в Европе. Посылаю награждение за взятие Серавали; а вам не зная, что уже давать, потому, что вы поставили себя свыше награждений, определили почесть военную, как увидите из Приказа, вчера отданного. Достойному достойное. Прощайте, Князь! Живите, побеждайте Французов, и прочих, кои имеют в виду не восстановление спокойствия, но нарушение оного.»

Между тем Генерал-Лейтенант Герман сделал неудачную высадку в Голландии; другой вспомогательный тридцатитрехтысячный корпус, под начальством Нумсена, потом Генерал-Лейтенанта Римскаго Корсакова, двинулся в Швейцарию, где Эрцгерцог Карл занял Цюрих; третий, пятитысячный, из эмигрантов, под предводительством Принца Конде, находился в Волынии.

В то время как Российский Самодержец, желая утвердить спокойствие Европы, возстановлял веру и низверженных Государей, Венский двор продолжал противудействовать, достигнув своей цели. Генерал Граф Клейнау, долженствовавший, при пособии Английскаго Флота, теснить неприятеля на берегах Генуэзских, находившийся уже на один переход от Генуи, поступил под начальство Фельдмаршала-Лейтенанта Фрейлиха, который был отозван от главной союзной армии в Герцогство Тосканское; Суворов, по приказанию Императора Франца II, сдал начальство над Австрийскими войсками Генералу Меласу и двинулся с своими полками в Швейцарию. Пьемонт остался во власти союзников. К довершению неприятностей, Эрцгерцог, до соединения нашего Фельдмаршала с Римским-Корсаковым, удалился из Швейцарии в Швабию.

Так кончился знаменитый поход 1799 года, в котором союзники под главным предводительством Суворова выиграли десять сражений, приобрели около трех тысяч огнестрельных орудий, двести тысяч ружей, восемдесят тысяч пленных и покорили двадцать пять крепостей, лишась убитыми и ранеными только восемь тысяч человек (49).

Не отступая от предположеннаго плана Государь, с своей стороны, предоставил все Российския войска в Швейцарии и корпус Принца Конде главному начальству Суворова, с тем, чтобы эта армия, усиленная Швейцарами, которых вооружала Англия, составив центр Австрийских войск Эрцгерцога и Меласа, стремилась чрез Франш-Конте во Францию. Оставляя Италию, Фельдмаршал простился с Австрийцами приказом, исполненным признательности. «Никогда — упомянул Суворов — не забуду я храбрых Австрийцев, которые почтили меня доверенностию и любовию; не забуду воинов победоносных, соделавших меня победителем.» — Неприятная весть об удалении Россиян привела в уныние обитателей Пьемонта и Ломбардии.

Русская армия выступила в поход к границам Швейцарии двумя колоннами: первою предводительcтвовал Дерфельден, второю Розенберг. Полевые орудия отправлены, под прикрытием войска, чрез Милан и Комо, откуда положено перевести их на судах. В замен этих пушек корпус Дерфельдена должен был получить 15 горных, а корпус Розенберга 10. Австрийское начальство обязалось снабдить мулами под орудия и для подвоза провианта. Мелас уверил Суворова, что они выставлены в городе Белинцоне, лежащем у подошвы Сен-Готарда. Быстро шествовал Суворов: в шесть дней совершил переход для которого нужно было восемь; но в Белинцоне не нашел он обещанных мулов, потерял пять дней, обнадеживаемый Австрийскими коммиссионерами и в такой крайности исполнил полезный совет Великаго Князя добавить недостававшее число мулов козачьими лошадьми.

Приближаясь к Альпийским горам, одушевляя Россиян чрезвычайными делами, недавно совершенными в Италии, опытный Полководец не скрывал от военачальников своих печальных следствий удаления из Швейцарии Эрцгерцога; предвидел, что Массена устремится со всеми силами своими на Корсакова, потом на Конде.

Наконец показались грозные утесы и скалы Сен-Готарда, которого вершина возносится выше облаков. Осенняя, ненастная погода придавала еще более мрачности дикой громаде. Между солдатами, утомленными от дальних походов, возник ропот на трудный переход. Услышав негодование, Суворов предоставил им избрать любое: безпрекословно повиноваться ему или предать его земле у подошвы Сен-Готарда; велел рыть для себя могилу. «Здесь похороните меня — произнес герой:

— «вы более не дети мне — я более не отец вам — мне ничего не остается кроме смерти!» — Изумленные, растроганные солдаты, зная решительность вождя своего, бросились к нему с громкими восклицаниями: веди, веди нас! подняли его на руки. «Вот — говорит очевидец Фукс — «первый шаг Суворова к победам на горах Альпийских (50)

В донесении своем Государю от 3 Октября (1799 г.), Суворов описал знаменитый переход свой: «На каждом шаге в этом царстве ужаса, зияющия пропасти представляли отверстые и поглотить готовые гробы смерти. Дремучия, мрачные ночи, непрерывно ударяющие громы, лиющиеся дожди и густой туман облаков, при шумных водопадах, с каменьями с вершин низвергавшихся, увеличивали трепет. Там явилась зрению нашему гора Сен-Готард, этот величающийся колосс гор, ниже хребтов которого громоносные тучи и облака плавают, и другая, уподобляющаяся ей, Фогельсберг. Все опасности, все трудности были преодолены, и при таковой борьбе со всеми стихиями, неприятель, гнездившийся в ущелинах и в неприступных, выгоднейших местоположениях не мог противостоять храбрости воинов, явившихся неожиданно на зтом новом театре: он всюду прогнан. Войска В. И. В. прошли чрез темную горную пещеру Урзерн-Лох, заняли мост удивительною игрой природы из двух гор сооруженный и проименованный Тейфельсбрике (51). Оный разрушен неприятелем; но это не остановило победителей: они связывают доски шарфами офицеров; бегут по этим доскам, спускаются с вершин в бездны, и, достигая врага, поражают его всюду. Напоследок надлежало восходить на снежную гору Биншнеръ-Берг, скалистою крутизной все прочия превышающую; утопая в скользкой грязи, должно было подыматься против и посреди водопада, низвергавшагося с ревом, и низрывавшаго с яростию страшные камни, снежныя и земляныя глыбы, на которых много людей с лошадьми с величайшим стремлением летели в преисподния пучины, где многие убивались, а многие спасались. Всякое изражение недостаточно к изображению этой картины во всем ея ужасе. Единое воспоминание преисполняет душу трепетом и теплым благодарственным молением ко Всевышнему. Его же невидимая, всесильная десница видимо охраняла воинство В. И. В., подвизавшееся Святою Его Верою.»

Часть 4

Суворов совершил неимоверный поход среди своего войска на лошади, едва влачившей ноги, в синем обветшалом плаще, который достался ему после отца и был известен под названием родительского в круглой большой шляпе, взятой у одного капуцина. Ропот воинов, отчаянием исторгаемый, доходил до него: «Старик наш — говорили они вслух — «выжил уже из ума: Бог весть, куда нас завел!» — Суворов спрашивал: что они говорят? — Ему отвечали: «вы слышите сами» — «Да! — кричал он:

— «Помилуй Бог! они меня хвалят; так хвалили они меня в Туретчине и Польше.» — И утомленные солдаты хохотали, забывали свою усталость, радостно повторяли слова Предводителя: Вперед! с нами Бог! Руcское войско победоносно. Ура! — «Здесь нет dеs bеllеs retиrаdеs (52), — говорил Суворов улыбаясь, приближенным, — разве в пропастях.» — Одно слово ретирада приводило его в гнев и изступление. Окруженный со всех сторон неприятелем и оставленный союзниками, он повторял: «не дам костей своих врагам; умру здесь, и изсеките на камне : Суворов — жертва измены, но не трусости (53).» — Великий Князь проводил с Фельдмаршалом ночи под открытым небом: иногда, в равнинах только, имели они пристанище в сараях, где в летнее время укрываются от непогоды пасущияся стада.

Вытеснив Французов из горных ущелий, обратив их в бегство, сначала, к долине Урзерн, потом чрез Чертов мост за местечко Вазен, к Амстегу; заняв город Альтдорф, Суворов преодолел с войском своим чрезвычайныя трудности при переходе через гору Кольмберг, высочайшую по Сен-Готарде. В продолжении этих битв герои его, Багратион и Милорадович, покрыли себя новою славой: последний, найдя в Амстеге сожженный мост, полетел по тлевшимся бревнам; спускался на спине с утесистых гор.

Армия вступила в долину Мутен. Здесь Фельдмаршал известился от жителей окрестных селений о печальной участи корпусов Римского-Корсакова и Фельдмаршала-Лейтенанта Готце. Следуя повелениям Гофкригсрата, Эрцгерцог оставил Швейцарию в то самое время, когда, соединив силы свои с Римским-Корсаковым и Готце (кои все составили бы до ста тысяч), мог разбить Массену, имевшого под ружьем только шестьдесят тысяч. Французский Генерал, узнав о приближении Суворова, решился внезапным нападением отвратить угрожавшую ему опасность: Готце, храбро обороняясь против Сульта, пал при деревне Шаннис героем; Римский-Корсаков, распространивший силы свои в Швейцарии по случаю удаления из оной Эрцгерцога, был, после упорных битв (14 и 15 Сент.) окружен в Цюрихе многочисленным неприятелем, не согласился на постыдныя условия и с десятитысячным войском, с 12 орудиями, проложил себе дорогу штыками к Эглизау сквозь сорокатысячную армию (54). Жители Швейцарии не отважились возстать единодушно: несколько тысяч сражались под знаменами Французов и не щадили Россиян, пришедших защищать их свободу.

У Суворова оставалось менее двадцати тысяч войска, утомленнаго от непрестанных сражений и дальних походов, почти без патронов и пороху: он не мог предпринять наступательных действий в открытых равнинах против Массены, в трое сильнейшаго и, вместе с военным Советом, решился идти на Гларис горами, открыть себе путь оружием. Неприятель нападал на Русских днем и ночью со всех сторон: в мокрую, холодную погоду, они должны были подниматься на утесы, покрытые снегом, проходить по тесным, болотистым дорогам, и вправо от Глариса вооруженною рукой пробираться к Коиру. Безпрестанно происходили кровопролитныя сражения, на которых воины Суворова всегда оставались победителями: под Мутенталем Розенберг, начальствовавший нашим арриергардом, заманил Массену с 10 тысяч человек в долину, выждал, ударил с тремя тысяч русских в штыки, разбил его, обратил в бегство до самого Швица, потопил более двух тыс. человек, взял в плен: Генерал-Квартирмейстера Лекурба, двух Шефов бригады, одного батальонного командира, 13 офицеров и 1200 рядовых; отбил пять пушек (55). За Гларисом Князь Багратион, командовавший авангардом, подкрепленным Генералом Дерфельденом, стремительно напал в дефилеях на Молитора, опрокинул его, положил на месте тысячу человек, взял в плен: Шефа бригады, 7 офицеров, 347 солдат, отбил две пушки и одно знамя. Наконец, после шестнадцатидневнаго победоноснаго странствования по Альпийским горам, Русские достигли Хура, откуда выступили чрез Маенфельд и Бальцер в Фельдкирхен.

В достопамятный поход чрез Швейцарию неприятель потерял: убитыми, Генерала Лягурье, множество офицеров и более четырех тысяч солдат; пленными, одного Генерала, трех Полковников, 37 Штаб и Обер-Офицеров и 2778 нижних чинов; пушек отбито 10, одна мортира и одно знамя. С нашей стороны пало 661 чел., ранено 1369, в том числе Генерал-Майоры: Князь Горчаков, Князь Багратион, Курнаков, Харламов и Мансуров. — Сын Суворова, во все время сражения и погони, находился при Великом Князе, который не переставал одушевлять войско напоминанием о любви к Августейшему его Родителю. Между тем Римский-Корсаков разбил, при деревне Шлате, три дивизии Французские: Менара, Лоржа и Гацана; преследовал их кавалериею, прогнал до реки Тура, отбил две пушки, положил на месте до тысячи человек, взял 50 в плен, сосредоточил силы свои на правом берегу Рейна. Принц Конде потерпел поражение при Костнице.

Не теряя еще надежды соединиться с Австрийской армиею и действовать снова к освобождению Швейцарии, Фельдмаршал выступил из Фельдкирхена к Линдау, где получил письмо от Эрцгерцога Карла, назначавшаго ему свидание в Штоках. Ссылаясь на слабость здоровья, Суворов просил Эрцгерцога сообщить ему письменно виды и предположения для дальнейших действий, и в присутствии Графа Коллоредо (который был прислан с письмом) произнес:

— "Эрцгерцог Карл не при Дворе, но на войне, такой же Генерал как Су"воров, кроме того, что последнiй старее его по своей опытности." — Возникшая между, обоими Полководцами переписка не имела никаких успехов: Эрцгерцог настоятельно требовал содействия Суворова, не объявляя ему числа войск, которыми сам намеревался вспомоществовать. Фельдмаршал решился перенест главную квартиру в Аугсбург, где вступил в столь же бесполезные переговоры с Австрийским Министром Князем Эстергази. Вскоре последовало формальное объявление Императора Павла I, что Он прекращает общее дело. — «Государь, Брат мой! — писал великодушный Монарх России к Императору Францу II — «Вашему Величеству должно уже быть известно о последствиях удаления из Швейцарии Вашей армии под начальством Эрцгерцога Карла — совершившагося вопреки всех причин света, по коим оная оставалась там до соединения Фельдмаршала Князя Италийскаго с Генералъ-Лейтенантом Корсаковым. Видя войска Мои оставленные, и таким образом преданные неприятелю — политику, противную Моим намерениям, и благосостояние Европы, принесенное на жертву, имея совершенный повод к негодованию на поведение Вашего Министерства, коего побуждений не желаю знать, Я объявляю Вашему Величеству с тем же чистосердечием, которое заставило Меня лететь на помощь к Вам и споспешествовать успехам Вашего оружия, что отныне общее дело прекращено, дабы не утвердить торжества в деле вредном. Пребываем с должным к Вам почтением и проч. (56)».

Суворов получил Высочайшее повеление возвратиться в Россию и, читая в будущем, произнес: «Я бил Французов; но не добил. Париж мой пункт — беда Европе!» — Признательный к заслугам Государь, возвел героя в почетное достоинство Российскаго Генералиссимуса 29 Октября 1799 года. «Побеждая повсюду и во всю жизнь вашу врагов Отечества — писал к нему Павел II — «не доставало вам еще одного рода славы: преодолеть самую природу; но вы и над нею одержали ныне верх. Поразив еще раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистию против вас вооруженных. Ныне, награждая вас по мере признательности Моей, и ставя на вышний степень, чести и геройству предоставленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшаго Полководца сего и других веков.» — Это много для другаго — произнес тогда Император Графу Растопчину — «а Суворову мало: ему быть Ангеломъ» — и велел вылить бронзовую статую его для украшения столицы, в память знаменитых подвигов. Император Франц II препроводил к Суворову орден Марии Терезии первой сгепени большаго креста, предоставил ему по жизнь звание своего Фельдмаршала и сопряженное с оным жалованье. Великий Князь Константин Павлович за храбрость и примерное мужество получил от своего Августейшаго Родителя титул Цесаревича.

В Праге Генералиссимус провел время очень весело (в Декабре) ; завел у себя на банкетах святочныя игры: фанты, жмурки, жгуты и проч.; бегал, мешался в толпе подчиненных, с точностию исполнял, что ему назначалось делать, когда вынимали его фант; пустился в танцы: люди в право, а он влево; такую — как изъясняется очевидец Фукс — причинил кутерьму, суматоху, штурм, что все скакали, прыгали и сами не знали куда. Знатнейшия Богемския дамы, Австрийский Генерал Граф Беллегард, Английский Посланник при Венском Дворе Лорд Минто и множество иностранцев путались в наших простонародных играх. Кто бы подумал тогда, что Суворов находился у врат смерти?

«Князь! — писал собственноручно Император к Суворову 29 Декабря. — «Поздравляю вас с новым годом, и желая его вам благополучно, зову вас к себе. Не мне тебя, герой, награждать. Ты выше мер Моих; но Мне чувствовать сие и ценить в сердце, отдавая тебе должное. Благосклонный Павел.»

Сдав команду Генералу Розенбергу Генералиссимус простился в Праге с войсками, горестно и трогательно: солдаты предчувствовали, что не увидят более своего водителя к победам!

В город Нейтитшене (в Моравии), Суворов желал поклониться праху Лаудона. Приближившись к надгробному памятнику, он прочел со вниманием Латинскую надпись, в которой описаны титул и заслуги знаменитого Полководца и произнес сопровождавшему его Фуксу (57): «Нет! Когда я умру, не делайте на моем надгробии похвальной надписи; но скажите просто: Здесь лежит Суворов.»

Начало болезни Генералиссимуса, называемой фликтеною, оказалось в Кракове: сыпь и водяные пузыри покрыли все тело его. Он поспешил в имение свое Кобрино (58) и там слег в постель, велел отыскать аптечку блаженной памяти Екатерины. — «Она надобна мне только на память» — говорил Суворов, не любивший лекарств. Тотчас отправлена была с печальным известием эстафета к Генерал-Прокурору Обольянинову. Император прислал Лейб-Медика Вейкарта к больному. — «Молю Бога — писал Он к нему — «да возвратит Мне героя Суворова. По приезде вашем в столицу узнаете вы признательность к вам Государя, которая, однакож, не сравняется с вашими великими услугами, оказанными Мне и Государству.» — Суворов получил облегчение, начал выздоравливать и большую часть времени, по случаю наступившаго тогда великого поста, проводил в молитвах, заставлял Вейкарта участвовать в них три раза в день, бить земные поклоны, употреблять самую строгую постную пищу, не смотря на отговорки; велел ему говорить по Русски, хотя он с трудностию изъяснялся на нашем языке; продолжал в церкви петь с певчими, сердился когда они не согласовались с ним, читал Апостол с великим напряжением голоса, безпрестанно перебегал с одного клироса на другой или в алтарь и молился местным образам. Иногда герой предавался мечтаниям о новой кампании, диктовал ответы на письма знаменитых особ Европы, разговаривал о приготовлениях, которые делались к торжественному въезду его в С. Петербург.

Наконец Доктор позволил ему отправиться в дорогу с тем, чтобы ехать в сутки не более двадцати пяти верст, о чем донесено Государю. Перед отъездом Генералиссимус спросил: не забыл ли кого наградить? Он не мог уже путешествовать по своему обыкновению, ехал не в кибитке, а в дормезе, лежа на перине и в сопровождении врачей; на пути получил Высочайший рескрипт, в котором Государь изъявлял величайшую радость, что вскоре обнимет героя всех веков, Суворова. При выезде из Вильно, болезнь его вдруг усилилась: великий Полководец остановился в бедной хижине, лег на лавку и, прикрытый полотном, с тяжелыми вздохами произносил: «за что страдаю?» — В Риге собравшись с силами, он надел в первый день Пасхи свой Фельдмаршальский мундир, все знаки почестей, слушал Божественную Литургию и разговелся у Губернатора. — «Ах! стар я стал!» — повторял Суворов во время двухнедельного путешествия своего от Риги до С. Петербурга. Народ везде толпился с нетерпеливым любопытством взглянуть на непобедимаго вождя. В Стрельне дормез его был окружен многими жителями столицы, выехавшими к нему на встречу: дамы и дети подносили фрукты и цветы; слабым, болезненным голосом благодарил он их, и с умилением благословлял детей. Избегая уже всех почестей, Генералиссимус желал въехать в Петербург вечером; приближился, 20 Апреля, к триумфальным воротам в десять часов: поднялся шлагбаум, солдаты выступили в ряд без ружей. В Зимнем Дворце были приготовлены для него комнаты: Суворов остановился в доме своего племянника Графа Дмитрия Ивановича Хвостова (59), где от увеличившейся болезни слег в постель. На другой день явился к нему Вице-Канцлер Граф Растопчин с собственноручным рескриптом Лудовика ХVIII, при котором Король Французский препроводил к нему орден Св. Лазаря. Суворов лежал в совершенном разслаблении; долго не мог понять, зачем Растопчин приехал; наконец велел прочитать письмо, взял орден, заплакал, спросил о месте из которого он прислан, и с ироническою улыбкой сказал : «Так ли прочитали? Французский Король должен быть в Париже, а не в Митаве.» — Не задолго перед тем, Курфирст Баварский Максимилиан-Иосиф прислал Суворову орден Св. Губерта (60).

Он уже обедал не в семь часов утра, а во втором по полудни; спал не на сене; часто вставал с постели, садился в большие кресла, в которых возили его по комнате; продолжал, для препровождения времени, заниматься Турецким языком; сохранил в памяти все подробности о походах против Поляков и Турок и забывал названия покоренных им городов и крепостей в последнюю кампанию, также имена Генералов, над которыми одержал свежия, блистательныя победы. «Для чего — говорил Суворов — не умер я на полях Италии!»

Тщетны были старания искуснейших врачей; болезнь день ото дня усиливалась и смерть приближалась скорыми шагами. Однажды вошел к больному племянник его и сказал ему: «До вас есть дело.» — Окинув его быстрым взглядом, Суворов отвечал твердым и решительным голосом: «Дело? я готов!» — Но узнавши, что Барон Бюллер желал получить из рук его Баварский орден Золотого Льва, опустил голову на подушку и слабо, едва внятными словами, произнес: «хорошо; пусть войдет. (61)»

Уговорили Суворова исповедаться и причаститься Св. Тайн. Он исполнил последний долг, как истинный христианин, простился с окружавшими одр его. Наступила ночь: в безпамятстве, умиравший пронзносил слабым голосом разныя приказания, как бы находясь с военачальниками в главной квартире, твердил о Генуе, о новых своих военных планах. Бред продолжался и утром — наконец Суворов умолк — и навсегда .... 6 Мая 1800 года, во втором часу по полудни, на 72 году своей жизни.

Огорченный смертью Генералиссимуса, Император послал своего Генерал-Адъютанта утешить родственников и объявить им, что Он наравне с Россиею и с ними разделяет скорбь о потере великого человека. Великолепный гроб был поставлен в богатоубранной зале, где в продолжение семи дней жители столицы орошали слезами признательности бренные останки. В назначенный день, вельможи, чиновники и все сословия двинулись к Александроневской лавре. Император, окруженный блистательною свитой, ожидал печальное шествие у Публичной Библиотеки, и, по приближении гроба, снял шляпу, низко и почтительно поклонился праху знаменитого мужа, который прославил Его царствование. У монастырских ворот высокий балдахин затруднял вход дрогам ; уже хотели снимать его, как один унтер-офицер, находившийся во всех походах с Суворовым, вскрикнул: «Оставьте! Он пройдет, как и везде проходил.» — Двинулись — и гроб проехал благополучно.

Останки Генералиссимуса покоятся в церкви Св. Благовещения. Долго простая, но красноречивая надпись: Здесь лежит Суворов — украшала место его погребения. — В 1826 году ныне благополучно царствующий Государь Император, в честь непобедимому Полководцу и для возбуждения, в молодых воинах воспоминанiя о безсмертных подвигах, Высочайше повелеть соизволил (17 Авг.) именоваться впредь Фанагорийскому гренадерскому полку (с которым Суворов взял Измаил, разбил при Рымнике Визиря) гренадерским Генералиссимуса Князя Суворова Италийскаго полком.

Князь Александр Васильевич Италийский, Граф Суворов-Рымникский, среднего роста, взлизистый, сухощавый, имел лице покрытое морщинами, большой рот, взгляд быстрый и часто грозный, волоса седые как лунь; был жесток и сострадателен, горд и доступен, снисходителен и склонен к насмешкам; скор во всех своих действиях: никогда не ходил, а бегал; не ездил верхом — скакал; одарен счастливою памятью : в Турции выучился по Турецки, в Польше по Польски, в Финляндии по Чухонски. Воспитанный среди битв, получив все высшие чины и знаки отличия на бранном поле, он жил в армии как простой солдат, употреблял суровую пищу, хлебал солдатские щи и кашицу, спал на соломе; часто являлся в лагере в одной рубашке или солдатской куртке, иногда в изодранном родительском плаще, с опущенными чулками и в старых сапогах; был доволен когда его не узнавали; ездил на неоседланной козацкой лошади и по утру, до зари, пел три раза петухом, пробуждая таким образом войско; при Дворе, боялся скользкаго паркета, перебегал из угла в угол; был неловок в обращении с женщинами, говорил: «от них мы потеряли рай!» — дышал лишь славолюбием. Он ложился спать в шесть часов вечера, вставал в два часа по полуночи, купался или окачивался холодною водой, обедал утром в семь часов. Камердинер Прошка уполномочен был отнимать у него тарелку с кушаньем и на вопрос: по чьему приказанию он это делает? отвечал: «по приказанию Фельдмаршала Суворова.» — «Ему должно повиноваться» — говорил Суворов (62).

Императрица Екатерина II, узнав, что Граф Рымникский ездит и ходит в трескучие морозы в одном мундире, подарила ему черную соболью шубу. Суворов принял с должным благоговением дар Монархини, возил его с собою на коленах; но никогда не дерзал — как изъяснялся — возлагать на грешное свое тело. — Выпарившись в бане, он бросался в реку или в снег и, между тем, переносил в горнице ужасную теплоту. Однажды Правитель его канцелярии Фукс закапал потом донесение, которое докладывал Суворову: «Вот, Ваше Сиятельство — сказал он ему — «я не виноват, а ваша Этна» — указав на печь. — «Ничего, ничего — отвечал Суворов; — «в Петербурге скажут, или, что ты до поту лица работаеш, или что я окропил эту бумагу слезою. Ты потлив, а я слезлив.» — В другое время Австрийский Генерал-Квартирмейстер Цах до того распалился в кабинете его, что снял с себя галстук и мундир. Фельдмаршал бросился его целовать, произнеся: «Аюблю кто со мною обходится без фасонов.» — «Помилуйте — вскрикнул Цах — „здесь можно сгореть!“ — » Что делать! — возразил Суворов. «Ремесло наше такое, чтоб быть всегда близь огня, а потому я и здесь от него не отвыкаю.»

Суворов презирал роскошь, не терпел лести, любил давать милостыню; но здоровому нищему дарил топор, говоря: Руби дрова; не умрешь с голоду; присылал несколько лет сряду в С. Петербургскую тюрьму, от неизвестнаго, по десяти тысяч рублей на искупление содержащихся за долги (63); отличался редким безкорыстием; примерным безстрашием и самоотвержением; во всю жизнь поражал неприятеля многочисленнаго меньшими силами; был любим, боготворим войском; наказывал солдат, за неисправность, отечески; офицеров арестами — никого не погубил: только один раз в жизнь свою вынужден он был удалить Полковника, присвоившаго себе солдатския артельныя деньги, но и тут велел написать просто, что он увольняется за немогузнайство. Генералы Дерфельден, Розенберг, Мелас и другие обращались с ним с некоторою боязнию, страшась его насмешек. Отличаясь благочестием, часто кричал он своим воинам: Начало премудрости ест страх Господень; умел беседовать с ними в их вкусе, слоге, языке. Солдаты отзывались: «Наш Суворов с нами в победах и везде в паю, только не в добыче, она вся наша. Он не спит, когда мы спим; не ест, когда нас угощает, и еще в жизни своей ни одного дела не проспал.»

Тактика Суворова состояла в трех словах: Быстрота, глазомер, натиск. Пехота его действовала штыками, конница саблями. «Ошибки великих Полководцев поучительны — говорил он. — «За ученаго дают трех неученых. Нам мало трех! Давай нам шесть, давай нам десять на одного.... всех побъем, повалим, в полон возьмем. Береги пулю на три дни, а иногда и на целую кампанию, когда негде взять. Стреляй редко да метко — штыком коли крепко. Пуля обмишулится, а штык не обмишулится; пуля дура, штык молодец.» — В Рымникском сражении, заметив ужасные лица Янычар, Суворов тотчас приказал солдатам: не смотреть бусурманам в лице, а колоть их прямо в грудь.

Он не терпел ретирад и оборонительной войны. «Слов : ретирада (которое произносил всегда зажмурясь и с насмешливым протяжением), «дефансив в моем Словаре нет» — повторял Суворов. — Генерал Мелас, называвший его Гепералом вперед и которому наш Полководец сказал: «Правда, впередъ! но иногда оглядываюсь и назад, «не с тем, однакож, чтоб бежать, но чтоб напасть,» — теснимый под Требиею Французами, прислал к нему за повелением: «куда отступать?» — «В Пиаченцу» — отвечал Суворов, приказав, таким образом, разбить неприятеля и обратить его в бегство (64).

«Неприятель думает, что ты за сто, за двести верст — говорил Генералиссимус — «а ты, удвоив, утроив шаг богатырский, нагрянь на него быстро, внезапно. Неприятель поет, гуляет, ждет тебя с чистаго поля, а ты из за гор крутых, из за лесов дремучих налети на него, как снег на голову; рази, стесни, опрокинь, бей, гони, не давай опомниться: кто испуган, тот побежден в половину; у страха глаза болъшие, один за десятерых покажется. Будь прозорлив, осторожен, имей цель определенную. Возьми себе в образец героя древних времен, наблюдай его, иди за ним в след, поровняйся, обгони — слава тебе! Я выбрал Кесаря. Альпийския горы за нами — Бог перед нами: ура! Орлы Руские облетели орлов Римских!»

Все Руское было близко к сердцу Суворова; любя родину, он часто повторял: «Горжусь, что я Россиянинъ!» — Подражавших Французам в выговоре и ухватках спрашивал : "Давно ли изволили получить письма из Парижа от родных? Италиянския простонародные песни чрезвычайно нравились ему, сходствуя несколько с Рускими, особливо когда Италиянец поет вдали, в чистом поле. Он переписывался с Державиным и Костровым: первый воспел его знаменитые подвиги в безсмертных стихах; Костров посвятил ему перевод свой Оссиана. Книга эта была любимым его чтением (65); он брал ее во всех походах. "Оссиан, мой сопутник, — говорил Суворов — «меня воспламеняет; я вижу Фингала, в тумане, на высокой скале сидящего, слышу слова его: «Оскар, одолевай, силу в оружии; щади слабую руку. Честь и слава певцам! Они мужают нас и делают творцами общих благ.» — Но с умом образованным, се начитанностию, Суворов имел предразсудки: не терпел, чтоб за столом его брали соль ножем из солонки; двигали ее с места или ему подавали: каждый должен был отсыпывать себе на скатерть соли сколько ему угодно и тому подобное.

Екатерина Великая, желая вывести Потемкина из ошибочного его мнения об уме Суворова, присоветовала ему подслушать их разговор из соседней комнаты. Удивленный необыкновенным остроумием и глубокомыслием Рымникского, Князь Таврический упрекнул его зачем он с ним не беседует таким образом. — «С Царями у меня другой язык» — отвечал Суворов. Проказничая в обществах и перед войском, он в кабинете диктовал диспозиции к сражениям, взвешивал в уме своем силы неприятельские, назначал позиции полкам, предписывал им новыя действия, чертил сам планы или поправлял ошибки искуснейших своих Генерал-Квартирмейстеров, Шателера и Цаха, которые за то не сердились, но изумлялись и благодарили его.

Упоминая о корыстолюбии Массены, Суворов присовокуплял: «Не поместятся в тесномь гробе его заграбленные им и кровию обагренные миллионы!» — О Моро отзывался: «Он меня, седаго старика, несколько понимает; но я его больше. Горжусь, что имел дело с славным человеком!» — Румянцова называл своим учителем; Петра Великаго первым Полководцем своего века. «Мнение мое о Государе — прибавлял он — и Граф Петр Александрович (66) удостоил одобрить.»

Однажды, разговаривая о самом себе, Суворов сказал окружавшим его: «Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою: меня хвалили Цари, любили воины, друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили, при Дворе надо мною смеялись. Я бывал при Дворе; но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Первом и благодетелъствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждал сонливых, утомлял буйных врагов Отечества. Если бы я был Кесар, то старался бы иметь всю благородную гордость души его; но всегда чуждался бы его пороков (67)» — В другое время, когда живописец Миллер явился к нему в Праге (1799 г.) от Курфирста Саксонскаго, Суворов приветствовал художника: «Ваша кисть изобразит черты лица моего; оне видны; но внутреннее человечество мое сокрыто. И так скажу вам, любезный господин Миллер, что я проливал кров ручъями. Содрогаюс. Но люблю моего ближняго, во всю жизнь мою никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписывал ; ни одно насекомое не погибло от руки моей. Был мал, был велик (тут вскочил на стул); при приливе и отливе счастия уповал на Бога и был непоколебим (сел на стул), как и теперь (68)» — Он умолк и сидел неподвижно. Восхищенный Миллер написал прекрасный портрет, хранящийся в Дрезденском Музеуме.

«Суворов — передал нам Генерал Дерфельден, тридцатипятилетний спутник его — «пробежал обширное поле Истории всех веков; со вниманием читал, слушал биографии великих мужей; хвалил примеры их величия; но для своей славы проложил новую, дотоле неизвестную тропу. Не имея сановитости и дара слова Румянцева, миллионов Потемкина и одаренный от природы не видною наружностию, он начал играть ролю, ни от кого не заимствованную, а самим им для себя сотворенную и выдержал ее во всех превратностях долговременной жизни: был героем и казался чудаком.»

Граф Сегюр справедливо замечает в своих Записках (69): что Суворов прикрывал блестящие достоинства странностями, желая избавить себя от преследования сильных завистников. Потемкин говорил об нем: «Суворова никто не пересуворит.»

Моро отзывался о Суворове: «что никто лучше его не умел одушевлять войск, не соединял в высшей степени качеств военачальника; что главные его подвиги в Италии: сражения при Нови и при Требии, особенно марш на Требию, который есть совершенство в военном искустве. (70)»

В числе почитателей Князя Италийскаго находился безсмертный Нельсон, который писал к нему: «Нет в Европе человека, любящаго вас так как я не за одни великие подвиги, но и за презрение к богатству. Горжусь тем, что по уверению видавшаго вас в продолжение многих лет, имею сходство с вами ростом, видом и ухватками.»

Князь Александр Васильевич был женат на дочери Генерал — Аншефа Князя Ивана Андреевича Прозоровскаго, Княжне Варваре Ивановне, от которой имел дочь, Княжну Наталью Александровну, вышедшую за Оберъ-Шталмейстера Графа Николая Александровича Зубова и сына, Князя Аркадия Александровича: он подавал большия надежды, но преждевременно лишился жизни в волнах Рымника.


ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Суворовы происходят от древней благородной Фамилии Шведской. Предок их, Сувор, выехал в Россию в 1622 году при Царе Михаиле Феодоровиче и принял Российское подданство. Из второй части Гербовника.

2. Цезаре — пр. ред.

3. См. Анекдоты Суворова,издан. Г. Фуксом, С. Петерб., 1827 г., стр. 23. — Перевод Василия Ивановича остался в рукописи, вероятно, по случаю кончины Петра Великаго.

4. См. Собрание разных сочинений Г. Фукса, издан. в С, Петерб., 1827 г., стр, 108.

5. См. Анекдоты Суворова,изд. Г. Фуксом, стр. 115.

6. Фридрих Великий, упоминая в творениях своих о Столовичском сражении, советовал Полякам остерегаться Суворова, чтобы вторично не попасться ему в руки.

7. См. Жизнь Суворова,изд. Г. Глинкою 1819 г., стр. 47 и 49.

8. См. Жизнь Суворова,изд. Г. Глинкою 1819 г., стр. 55.

9. В половине 1772 года Густав III сделался почти самодержавным Государем, в противность коренных законов.

10. См. Анекдоты Суворова,изд, Г. Фуксом. стр. 114.

11. Князь Петр Михайлович Голицын, родный племянник славнаго Генерал-Фельдмаршала времен Петра Великаго, известен уже был военными своими подвигами в Польше против конфедератов; имел орден Св. Георгия 3 класса. Императрица наградила его Александровскою лентой за поражение Пугачева, пожаловала ему две тысячи крестьян, произвела, потом, в Генерал-Поручики; но, вскоре, сделался он жертвою зависти и пал, на поединке, в цвете лет и красоты, 11 Ноября 1775 года.

12. Иван Иванович Михельсон, Лифляндский уроженець, тяжело раненый в Франкфуртской битве (1759 г.) и на Кагульском сражении (1770 г.); оказавший в Польше редкия и великия дарования воинския, пожалован за свои подвиги против самозванца: Полковником, кавалером Св. Георгия 3 класса, Шефом кирасирскаго полка военнаго ордена и получил еще золотую шпагу, украшенную брилиантами, тысячу крестьян, значительную сумму денег (1775 г.). В последствии удостоен он чина Генералъ-Маиора и ордена Св. Александра Невскаго (1778 г,); произведен в ГенеральПоручики (1786 г.); служил с честию в Шведскую войну под главным начальством Графа МусинаПушкина (1788 и 1789 г.); возведен Императором Павлом I в достоинство Генерала от Кавалерии; управлял при Императоре Александре Новороссийским краем и Белоруссиею; получил Андреевский орден (1806 г.); пожалован Главнокомандующим Днестровской армии: овладел Суллинским проходом в Дунай (1807); отразил осмнадцати тысячный корпусь Турецкий, высланный против него из Журжи; разбил под Измаилом Пегливана Пашу; скончался в Букаресте 19 Августа 1807 года, оплакиваемый армиею, как храбрый вождь и добрый начальник; был первый партизан на войне, искусный кавалерист и, вместе, ловкий царедворец.

13. См. об этом знаменитом муже в биографии Генер. Фельдм. Графа Петра Семеновича Салтыкова.

14. Победы Суворова, изд. 1809, ч. 2, стр. 23.

15. См. Памятныя Записки Храповицкаго в Отечеств. Записках Г. Свиньина.

16. Девиз ордена.

17. Президентом Военной Коллегии был Потемкин.

18. Сестрицею называл Суворов дочь свою, подражая монастыркам. В начале письма именует он ее Соmtessе dе deиx Еmрures! Любезною Наташею Суворочкою.

19. Императрицы.

20. Неклюдов целый год страдал от ран и Суворов, считая его умершим, не представил о нем. В 1792 году он приехал в Петербург. Екатерина наградила героя Измаильскаго военным орденом Св. Георгия 4 класса, произвела его из Секундъ-Маиоров в Подполковники и пожаловала ему двести крестьян. Ныне благополучно царствующий Государь Император произвел престарелаго воина из отставнаго Полковника в Генералъ-Маиоры и Высочайше повелел сму состоять по кавалерии. Неклюдов скончался в 1839 году.

21. См. Анекдоты Суворова,стр. 162-164.

22. См. Анекдоты Суворова,стр. 52.См.

23. См. Записки Храповицкаго,изд. Г. Свиньиным.

24. Обе эти вещи были оценены в шестьдесять тысячь рублей.

25. Александр Иванович Круз, участвовавший (1769 г.) под предводительством Адмирала Спиридова в славном истреблении Турецкаго Флота, обезсмертил, потом, имя свое во время Шведской войны в 1790 году: сразился (23 и 21 Мая) с Герцогом Зюдерманландским, не смотря на превосходное число кораблей неприятельских; заставил его ретироваться; награжден орденом Св. Александра Невскаго; командовал авангардом Адмирала Чичагова при разбитии Шведов 22 Июня: выдержал сильный огонь от всего Флота их, проходившаго мимо его, храбро и мужественно -по словам Главнокомандовавшаго — поражал пеприятеля; награжден орденом Св. Георгия втораго класса, а в день мирнаго торжества шпагою, украшенной алмазами. Он получил в последствии орден Св. Андрея Первозваннаго от Императора Павла I, будучи главнымь Командиром Кронштадтскаго Флота; скончался в 1798 году, на 72 от рождения.

26. Барон, а потом Граф, Иван Евстафьевич Ферзен, содействовавший Суворову во взятии приступом Праги, принудил (18 ноября) в Радочине Главнокомандовавшаго Польскаго Вавржецкаго положить оружие; награжден военным орденом Св. Георгия втораго класса; пожалован Императором Павлом I Директором Кадетскаго Корпуса, Генералом от инфантерии (1798 г.), отставлен с мундиром и в скором времени скончался.

27. Все они, кроме Князя Юрия Владимировича Долгорукаго и Графа Каховскаго, были, потом, Генерал-Фельдмаршалами.

28. См. Победы Князя Италiйскаго,издан. в Москве 1810 года, ч. 6, стр. 145.

29. Из Московскихь современных Ведомостей.

30. См. Победы Князя Италийскаго,ч. 6, стр. 147 и 148.

31. См. Историю Рос. Австр. кампанiи,изд. Фуксомь, ч. 1, стр. 1 и 2.

32. См. Победы Князя Италiйскаго,ч. 6, стр. 149 и 150 и Сочинения Фукса,изд. 1827, стр. 88.

33. Пустынь эта находится в Новогородской губернии, в 25 верстах оть города Белозерска, при речке Соре: монахи подвергнуты основателем оной Преподобным Нилом строгимь отшельническим правилам, а потому она называлась Скитом

34. Собственныя слова его. "Матушка! — писаль он к Государыне, по вступлении в Варшаву — «вели идти против Французов.

35. См. Жизнь Суворова,изд. С. Н. Глинкою, стр. 120-122.

36. Собственное выражение Суворова.

37. Главнаго воинскаго Совета.

38. См. Историю Российско-Австрийской кампании 1799 года, ч. 2, стр. 21-23.

39. Под словом «шарлатан», Суворов разумел Шерера, который предводительствовал прежде французской армией.

40. Собственные слова Суворова. См. Анекдоты его, изд. г. Фуксом, стр. 103.

41. Какой человек! См. Анекдоты Суворова, стр. 179.

42. Накануне взятия Милана, Суворов сказал: «Demain j’aurai mille.» Сочинения г.Фукса, стр. 89.

43. Австрийские войска, находившиеся под начальством эрцгерцога Карла в Германии и под начальством Беллегарда в Тироле, числом до ста двадцати девяти тысяч чел., оставались тогда в бездействии.

44. Анекдоты Суворова, стр. 177.

45. Суворов называл действия Гофкригсрата черепашным шагом. «Ничему путному не бывать, — писал он к графу Растопчину, — доколе Тугут не перестанет самовластвовать».

46. См. Историю Рос.-Австр. кампании, изд. г. Фуксом, ч. 2, стр. 437.

47. См. Историю Рос.-Австр. кампании 1799 г., ч. 3, стр. 268.

48. Слова Суворова. См. в Анекдотах его стр. 169.

49. См. Заметки Суворова в Истории Рос.-Австр. кампании 1799 г., ч. 3, стр. 490.

50. История Рос.-Австр. кампании, ч, I, стр. 291.

51. Чертов мост.

52. Прекрасных ретирад. См. Сочинения г. Фукса, стр. 179.

53. Сочинения г.Фукса, стр. 88, 124 и 178.

54. Александр Михайлович Римский-Корсаков, впоследствии литовский военный губернатор, генерал от инфантерии, член Государственного Совета и кавалер орденов Св. Апостола Андрея Первозванного и Св. Владимира первой степени, скончался в С.-Петербурге 13 мая 1840 года, на 87 году от рождения.

55. Розенберг награжден за этот знаменитый подвиг орденом Св. Апостола Андрея Первозванного.

56. См. Историю Рос.-Австр. кампании, ч. 3, стр. 505 и 506.

57. Действительный статский советник Егор Борисович Фукс, правитель канцелярии и неразлучный спутник Суворова, управлял также военной канцелярией князя Кутузова-Смоленского в достопамятный 1812 год; скончался в С. Петербурге 25 марта 1829 года.

58. Ныне уездный город Гродненский губернии.

59. На Екатерининском канале, близ церкви Св. Николая. Этот дом принадлежал потом г. Болотникову.

60. Суворов, кроме орденов: австр. Марии Терезии, прусских, сардинских, французского и баварского, имел еще польские: Белого Орла и Св. Станислава; желал получить орден Подвязки и намекал о том посредством спущенного чулка, английскому послу.

61. Барон Бюллер, чрезвычайный российский посланник и полномочный министр в Минхене, впоследствии сенатор, награжден этим орденом по предстательству Суворова.

62. Этому Прошке, всегда пьяному, дерзкому, грубившему господину, король сардинский Карл Эммануил прислал две медали, на зеленых лентах, с изображением на одной стороне Императора Павла I, на другой стороне своего портрета, с латинской надписью: «3а сбережение здоровья Суворова». Последний снисходил ему потому, что он некогда спас его жизнь.

63. Собрание разных сочинений г. Фукса, С. Петерб., 1827 г., стр. 130.

64. Суворов называл Меласа: Папа Мелас; Haute Excellence.

65. И Наполеон любил читать Оссиана, которого перевел на французский язык Баур-Лормиан.

66. Румянцев-Задунайский.

67. См. Анекдоты Князя Италийского, издан. г. Фуксом, стр. 80.

68. См. Собрание разных сочинений г. Фукса, стр. 136

69. Т.3 р.57.

70. См. Записки о походе 1813 года, соч. Сенатора Михайловского-Данилевского, втор. изд., стр. 296.

Севастополь объединил воспитанников трёх военных училищ

23.12.2015
Под крышей Севастопольского президентского кадетского училища собрались воспитанники трёх военных учреждений России. Более 350 человек приехало для обмена опытом, оздоровления и отдыха в стенах лучшего кадетского училища полуострова.

Любовь и бунт в Елабужском музее

18.12.2015
Масштабная экспозиция в историко-архитектурном музее г. Елабуга, посвящённая пушкинскому наследию, пугачёвскому восстанию и образованию Оренбургской губернии, определённо заслуживает внимания. 150 уникальных экспонатов объединены в трёх крупных разделах. В экспозиции представлены элементы интерьера казачьего быта, национальные костюмы, праздничная и свадебная атрибутика XIX в.

Старинный дар молодому музею

15.12.2015
Историко-краеведческий музей ковровского района не может похвастаться долгой биографией. Образованный только в 2000 году, он ещё не сумел стать значимым памятником культуры и хранителем наследия великих ценностей. Однако первый серьёзный вклад в фонд музея внёс бывший житель ковровского района, ныне – столичный коллекционер, предоставивший в ведение музея богатую коллекцию предметов старины, в том числе ценной графики и элементов мебели.